Джордж Грин - Страж

Мы с Кухулином какое-то время сохраняли неподвижность, а потом молча кивнули Эйлиллу. Он развернул лошадь и поскакал обратно. Мы тоже отправились в путь в полной тишине, и только через некоторое время Кухулин заговорил.

— Как ты думаешь, зачем он это сделал?

— Он сделал лучшее из того, что мог сделать, — ответил я.

Кухулин казался удивленным.

— Что ты хочешь этим сказать? Он — наш враг.

— Я знаю многих гораздо худших мужчин и женщин, которых следует считать врагами. Он всего лишь попытался остановить все это, пока дело не зашло слишком далеко.

Оуэн был мрачнее тучи.

— Я бы никогда не подумал, что муж Мейв окажется трусом, — выкрикнул он.

Копыта лошадей простучали трижды, прежде чем я ответил.

— Так вот кем ты его считаешь! Только потому, что он попытался предотвратить уничтожение множества невинных людей, ты называешь его трусом. И это все, что ты в состоянии увидеть в его поступке?

Кухулин наклонился вперед, заставляя лошадь ускорить бег.

— Оуэн прав, — прокричал он.

— Вот дерьмо! — прорычал я.

У меня исчезло всякое желание говорить с ними. В этот момент Эйлилл больше казался мне другом, чем Кухулин или. Оуэн. Эйлилл хотел остановить войну. Конечно, я знал вполне достаточно о Коноре, чтобы быть уверенным, что тот плюнет им в лицо и скорее умрет, чем сдастся, а его люди с радостью умрут в бою вместе с ним. Тем не менее Эйлилл пытался что-то сделать и был в большей степени озабочен спасением жизни многих людей, чем собственной гордыней, и это вызывало у меня уважение.

Мы намного обогнали армию Мейв и долго ехали в молчании. Пришла и ушла ночь, а на рассвете Кухулин повернул на запад, в свои владения. Прежде чем отправиться в Имейн Мачу, он хотел убедиться, что Эмер находится в безопасности.

Когда мы направили усталых лошадей вниз по холму к руинам великого замка, Имейн выглядел беззащитным. Утреннее солнце освещало коричневые стены, торчавшие на горизонте, как сломанный зуб. На валу показались силуэты двух стражников. Мы помахали им и увидели, что они движутся к тому месту, куда мы должны были подъехать. Я крикнул им, чтобы дали нам что-нибудь выпить с дороги, и мы поехали к воротам. Там мы с Оуэном слезли с лошадей и, похлопывая друг друга по плечам и улыбаясь как идиоты, стали рассуждать о горячей ванне и выпивке до того, как попадем к Конору, и вообще ощущали себя отличными парнями, как вдруг в землю рядом со мной вонзились две стрелы. Я остановился как вкопанный и посмотрел вверх. Лицо лучника разглядеть было трудно, поскольку солнце светило из-за его спины.

— Аид на ваши головы! Что это за игра такая? — завопил я.

— Возможно, Имейн захватили враги! — прошипел Оуэн.

— Возможно, у тебя репа вместо головы, — рявкнул я. — Как они могли сюда попасть, если мы их намного опередили и мчались сюда по прямой без остановок?

— Не стоит так бесноваться! Если замок не захвачен врагами, тогда скажи, если ты такой умный, почему они в нас стреляют?

Мне трудно было что-то возразить, поэтому я снова крикнул в направлении стен.

— Не стреляйте! Мы — друзья!

— Меня не интересует, с кем вы дружите! — раздался голос сверху.

Теперь уже заговорил Оуэн.

— Мы посланники и привезли важные новости для короля. Я — бард, а мой друг…

Я положил руку ему на плечо, заставив замолкнуть. Я узнал голос стражника — это была женщина.

— Улинн? — окликнул я ее.

Наступила пауза, а затем темная фигура наклонилась над зубчатым парапетом. Ее рыжие волосы спускались по плечам и цеплялись за колчан со стрелами, висевший на спине. Солнце поднялось выше, и я смог увидеть ее лицо. Также я заметил в ее руках стрелу, нацеленную прямо мне в сердце.

— Что здесь происходит?

Улинн сплюнула в сторону — в точности так, как это делал Коналл. При мысли, что они теперь вместе, я ощутил душевную боль.

— Великие воины Ольстера валяются в постели, как женщины, мучающиеся от родовых схваток, поэтому женщины Ольстера должны выполнять мужскую работу и защищать Ольстер от врагов. Именно этим я сейчас и занимаюсь.

— Мы не враги Ольстера! — негодующе воскликнул Оуэн.

Я увидел, что Улинн снова собирается сплюнуть.

— Но вы были у Мейв.

— По распоряжению Конора! Спроси у него, если ты нам не веришь. К тому же разве ты не покинула лагерь Конора?

Она пожала плечами.

— Я так и сделала. Но сейчас это лагерь Ольстера и случилось так, что и Конор оказался в нем. Как только мы отправим Мейв обратно, я уйду отсюда.

Я снова почувствовал боль в груди.

— Рад тебя видеть. Мы можем войти?

Тетива ослабла.

— Да.

Должно быть, мое лицо выражало надежду, поскольку Улинн нахмурилась.

— Учти, что ничего не изменилось.

Возникла пауза, затем прозвучала команда, и засовы были отодвинуты. Вскоре одна половина гигантских деревянных ворот открылась. Я огляделся и увидел, что внутренний двор, обычно шумный, полный животных и людей, спешащих по своим делам, был почти пуст. В дальнем его конце несколько женщин упражнялись в стрельбе из лука, а остальные неподалеку от нас тренировались биться на мечах. Ими руководил какой-то старик. Заклятие Мачи, очевидно, сильнее всего подействовало на тех, кто мог бы оказаться наиболее полезным для защиты Ольстера. Видимо, старик тоже страдал немощью, поскольку во время движения глаза его прищуривались, а губы сжимались. Кроме него; нигде не видно было ни одного взрослого мужчины.

Улинн с мрачным выражением лица спустилась к нам по ступеням.

— В замке не осталось ни одного мужчины, способного держать оружие, — сообщила она. — Вы — первые мужчины в стоячем положении, которых я увидела за всю неделю.

Видимо, я улыбнулся при мысли о том, что являюсь в округе единственным мужчиной в стоячем положении, поскольку она тут же резким тоном добавила:

— Не рассчитывайте, что мы рады вас здесь видеть. — Она посмотрела на нас с сомнением. — Колесничий и бард. Если не найдется гораздо больше таких же, как вы, а, желательно, и гораздо лучших, то с нами скоро будет покончено.

Я понимал, что сейчас не время для споров с ней.

— А где король?

Впервые за все это время она заговорила радостным тоном.

— В своих покоях. У него боли сильнее, чем у всех прочих. Каффа говорит, что на этот раз все будет хуже и тянуться будет дольше, чем раньше.

Вместе с Оуэном мы направились в комнаты короля, сопровождаемые Улинн. В каждом коридоре до нас доносились крики боли мужчин. Мимо нас прошла угрюмая женщина с кувшином.

— Теперь они с большим состраданием будут относиться к родовым мукам женщин, — весело ухмыляясь, заявила Улинн.

Мы с Оуэном молча сглотнули и продолжили свой путь.

Дверь в комнату Конора была открыта, так что я мог видеть его кровать. На ней, как пойманная гадюка, корчился от боли голый король. Две женщины пытались накрыть его медвежьей шкурой, но он сбрасывал ее, снова и снова.