Ярослав Ивашкевич - Красные щиты. Мать Иоанна от ангелов

Храмовники, сопровождавшие пилигримов, разместили всех воинов Генриха в рыцарских покоях, а его самого провели к великому магистру. Ибо Бертран де Тремелай, магистр тамплиеров, мужчина могучего телосложения, величавый и строгий, пожелал принять князя не мешкая. Торжественность приема, правда, нарушали голуби и скворцы, которые копошились на окне магистровой кельи видно, они были утехой великого магистра, — но, беседуя с Генрихом, он делал вид, будто не слышит их писка и воркованья. Генрих назвал себя и концом меча обрисовал на холодном полу кельи крест в кругу. Бертран в ответ изобразил тот же символ, очертив его пальцем в воздухе, и сказал, что, ежели князь ищет розу и крест, он будет для тамплиеров желанным гостем. Пока приезжие расположились в отведенных им покоях дворца, стало темно, и Генрих отправился на бдение у Гроба Христова. Своды огромного храма покоились на массивных колоннах с романскими капителями, вокруг было темно и пустынно. Только в часовне Святого Гроба, помещавшейся посреди квадратного храма, горело множество больших и малых восковых свечей. Стояли они в серебряных, деревянных и железных подсвечниках, а то и просто были прилеплены к выступам на стенах и к полу. Пламя их было священным, ибо нисходило с небес в страстную пятницу и возжигало угасшие лампады. Великое это чудо ежегодно повергало в изумление толпы верующих, пока папа не осудил сирийских священников, раздававших небесный огонь.

Как обычно, стражу у Гроба несли двое рыцарей из дворца. Вместе с Генрихом в храм пошел только Каликст Бьярне. На князе был простой плащ пилигрима — не пристало кичиться высоким саном пред ликом всевышнего. Он лег на холодные плиты у входа в часовню Святого Гроба, крестом раскинув руки и припав лицом к праху. Все народы сражаются теперь за эти камни, защищают их от мусульман. Вон там, невдалеке, лежит камень, отмечающий центр земли, там покоился царь царей. Из терниев был его венец, и он, быть может, не желал бы, чтобы из-за его гроба лилось столько крови. Однако в этой битве объединились все народы, люди забыли, кто немец, кто француз, кто датчанин, шотландец, аллоброг {86} 86 Аллоброги — большой кельтский народ в Нарбонской (Заальпийской) Галлии, покоренный римлянами в 121 г. до н. э. , армянин, лотарингец или аквитанец. Лежа неподвижно рядом с Каликстом, Генрих почти ни о чем не думал, даже не молился, но в душу его проникало стремление к чему-то высокому. Такое чувство, верно, испытывали все, о ком рассказывал капеллан Фульхерий {87} 87 Фульхерий — Фуше Шартрский (1058 — ум. после 1127 г.), историк первого крестового похода, капеллан короля иерусалимского Балдуина I (1100–1118). , - все они чувствовали себя братьями и сыновьями господа, каждый воистину видел в другом своего ближнего. И Генрих думал о том, как святое это чувство соединяет людей, и о том, что ежели бы все уверовали в Гроб Господень, то стали бы братьями. А о себе он не думал. Так проходило время.

К полуночи тишину нарушил шум шагов и шорох платьев. Генрих приподнялся, стал на колени, все еще погруженный в свои думы. У Гроба опустилась на колени женщина в богатом наряде; на ее зеленый плащ ниспадали русые волосы, прикрытые прозрачным покрывалом, которое придерживал золотой обруч с резными фигурками голубей. Генрих видел склоненный над гробницей профиль худощавого лица, обеими руками женщина опиралась о гранитное подножье и тихо молилась. Сбоку от нее стоял рослый, смуглый мужчина в коротком кафтане золотой парчи с черными крестиками — он держал огромный меч коннетабля, опираясь на него обеими руками, как палач. Рядом с женщиной в зеленом плаще стояли на коленях две другие — одна в светском, другая в монашеском платье и высоком белом чепце. Дам сопровождало несколько слуг с большими восковыми свечами, особое почтение они выказывали даме в зеленом плаще. То была королева иерусалимская Мелисанда и ее сестры — Годьерна, графиня триполитанская, и Иветта, настоятельница монастыря лазаритянок в Вифинии.

В графском роду де Ретель, из которого происходили иерусалимские короли, женщины отличались сильной волей; они вертели своими мужьями, распоряжались графствами и королевствами. Из четырех дочерей Балдуина II {88} 88 Балдуин II — двоюродный брат Балдуина I, король иерусалимский. одна лишь богомольная Иветта, особа дородная и величавая, была чужда властолюбия. Пятилетним ребенком ей довелось провести несколько страшных месяцев в качестве заложницы у мусульман, и это впечатление глубоко запало ей в душу. Ища мира и тишины, она удалилась в монастырь — и хотя строго исполняла там обязанности настоятельницы, все восхваляли ее доброту. Старшую из сестер, Мелисанду, Иветта просто боготворила и всегда спешила к ней на помощь в трудные минуты. Вторая сестра, Алиса, молодая вдова Боэмунда Антиохийского {89} 89 Боэмунд Антиохийский — Боэмунд II (1126–1131), унаследовавший от своего отца Боэмунда I княжество Антиохию, образованное в результате первого крестового похода. , разъезжала по стране верхом на коне под белым бархатным чепраком, подговаривая мусульман отвоевать с нею вместе Антиохию у своей родной дочки и наследницы престола. Не колеблясь, выступила она против собственного отца, так что ему пришлось силой принудить строптивицу к повиновению. И все ж она настояла на своем и ныне правила Антиохией, которую отобрала у своей дочери Констанции, — та впоследствии отомстила матери, отбив у нее жениха. Третья сестра, Годьерна, не ладила с мужем, даже воевала с ним и обычно жила при старшей. Рыцарь в черно-золотом кафтане был не кто иной, как супруг их тетки, коннетабль королевства Манассия де Гьержес.

Прочитав несколько молитв, Генрих встал и, как велит обычай, зажег лампаду — наступила уже полночь. Затем поставил лампаду на надгробном камне и, низко поклонившись королеве, вернулся на прежнее место. Годьерна взглянула на него с недоумением, а Мелисанда, продолжая молиться, несколько раз поворачивала лицо в его сторону и окидывала князя затуманенным взором, как будто думала о чем-то ином, возможно, о своей молитве. Наконец она поднялась — за ней все остальные — и, пройдя мимо Генриха, удалилась через боковую дверь. Минуту спустя к князю подошел слуга и спросил по-немецки, кто он и давно ли прибыл ко Гробу Господню. Генрих, словно очнувшись от сна, с готовностью ответил на все вопросы, и тогда слуга сказал, что утром ему надлежит явиться во дворец, ибо королева желает самолично показать ему все святые места.

Такая милость удивила Генриха. Он попросил передать королеве благодарность и снова погрузился в молитвы. Лампада его ярко горела на надгробии Христовом, рядом слышались тяжкие, сокрушенные вздохи Бьярне. Ночь была жаркая, но к рассвету подул ветерок и слегка похолодало. Короткая летняя ночь подходила к концу. Генрих лежал еще довольно долго раз десять прочитал «Отче наш», потом встал и вышел во двор. Звезды меркли, небо светлело, над Иерусалимом занимался день. Тревожный день.