Пьер Ла Мур - За пределами желания. Мендельсон

Его губы задрожали и рука бессильно повисла.

«Она умерла», — сказал он самому себе.

Феликс уставился на собственную тень на стене. Она была мертва... Слава Богу, она погибла сразу, когда её карета перевернулась на Эдинбургской дороге и упала в овраг... Наверное, для такой странницы, как она, было естественно умереть в дороге. Ромола, которая сопровождала её, умерла несколько часов спустя. Бедная Ромола, ворчливая, любящая, преданная до самого конца... «Ваша знаменитая светлость... Клянусь в этом Мадонной делла Салюте...»

Он постарался припомнить Карисбрукский замок, коттедж с черепичной крышей у ручья, Дрезден, их первую ночь, когда она ждала его в комнате. Образы едва возникали в его мозгу. Он слишком устал, чтобы глубоко чувствовать. Чтобы страдать, нужно быть здоровым.

Феликс подошёл к фортепьяно, нажал на клавишу. Она смеялась на этой ноте... Он заметил это в тот день — только три месяца назад, но казалось, что прошли годы, — когда они проезжали по Вогельвизскому лесу.

Её смех слабым эхом отдавался в его ушах, а лицо медленно проплывало перед глазами. Затем всё исчезло — и смех и лицо, — уходя в вечность, становясь всё расплывчатее, удаляясь в ничто, из которого на мгновенье возникло.

Теперь не осталось ничего, кроме его тени на стене и капли жёлтого света на кончике фитилька, скорбно раскачивающегося в нежном прощальном привете.

Два дня спустя Сесиль и герр Ховлиц сидели в кабинете, притворяясь, что поглощены своими делами.

— Думаете, этот ветер когда-нибудь прекратится? — спросила она, не поднимая глаз от вязанья.

— Сомневаюсь, — ответил он с горечью.

Как обычно, банкир писал в своих гроссбухах, но не в своей обычной спокойной, методичной манере. Он выглядывал из окна, покусывая кончик пера и засовывая в ноздри понюшки нюхательного табака.

— У вас трудности с этими токсичными испарениями? — поддразнила Сесиль.

Ховлиц что-то пробормотал в ответ и захлопнул коробочку. Некоторое время он казался поглощённым своей работой, но скоро его нервозность выдала себя снова.

— В чём дело? — На этот раз Сесиль сложила руки на коленях и в упор посмотрела на него. — С утра вы ведёте себя весьма странно. Вы, случайно, не начинаете паниковать, как все остальные? Ну, пожалуйста, скажите, в чём дело.

Он повернулся и посмотрел ей прямо в глаза:

— Сегодня утром я получил сообщение от моего главного кассира. Феликс ранен. — Ховлиц увидел, как она побледнела, и быстро добавил: — Ничего серьёзного. Кто-то бросил в него камень, когда он входил в Гевандхауз.

Она вскочила на ноги, подбежала к двери спальни. Он ещё успел окликнуть её:

— Пожалуйста, Сесиль, не ходите...

Но она уже выскочила из кабинета.

Несколько минут спустя Танзен в развевающемся на ветру зелёном шарфе ломал хлыст над двумя несущимися галопом лошадьми, и Сесиль мчалась по Рейдницкой дороге. Съёжившись в уголке, с остановившимися в напряжённом ожидании глазами, с белым лицом, она смотрела, как в окна хлестали ветви деревьев, когда большие жёлтые колеса пробивали себе дорогу и подпрыгивали на замерзшей колее.

В тот момент Феликс сидел в кабинете в Гевандхаузе, глядя в окно. Камень угодил ему в щёку. Кровотечение прекратилось, но щека ещё ныла. Время от времени его лицо искажала гримаса боли. Что ж, началось... После угроз — удары. Камни. Сначала Магдалена, потом он сам. Завтра...

Он услышал, как повернулась ручка двери. Его светлость быстро проскользнул в комнату, запер дверь — только тогда он, казалось, расслабился.

— Могу я сесть, Феликс? — спросил Мюллер.

Феликс был поражён его приходом. Мюллер был из тех людей, кто скрывает свой подлинный возраст под резкостью манер. Но теперь в нём не было резкости, лишь усталость и страх. Он сильно похудел. Кожа свисала на его лице складками и двойным подбородком. Красный цвет лица превратился в красные пятна. Он вдруг стал выглядеть стариком.

Мюллер тяжело опустился на стул и уставился на ковёр.

— Вы, конечно, знаете, что я не имею никакого отношения к этому камню, правда?

— Да.

— Я знаю, кто это сделал. Если хотите, я постараюсь арестовать его.

— Какой смысл? Завтра будет другой.

Мюллер поднял на Феликса свои выпуклые, налитые кровью глаза:

— У вас нет чего-нибудь выпить? Шнапса или бренди?

— Простите, только портвейн.

— Не важно. — Он провёл кончиком языка по губам. — Ольга хочет уйти к вам. Если она это сделает, мне в этом городе конец. — Он говорил быстро, хватая воздух между словами. — Она узнала о Магдалене и хочет, чтобы я арестовал человека, который её избил. Не понимает, что я не в силах. Крюгер через пять минут будет в моей конторе и освободит его. Она говорит, что я трус и лицемер. Хочет перейти на вашу сторону.

Феликс смотрел на тяжело дышащего, испуганного человека, сидящего напротив него. Только несколько месяцев назад они были друзьями. Почти друзьями... Теперь они находились во враждебных лагерях и по иронии судьбы оба оказались в отчаянном положении.

— Почему вы не отошлёте Ольгу из города?

— Она не хочет. Вы её не знаете. Она забаррикадируется в доме, устроит скандал. — Он сделал паузу и снова провёл языком по губам. Затем как человек, ставящий последнюю карту, выпалил: — Послушайте, Феликс, я заключу с вами сделку. Когда она придёт, отошлите её, а в обмен я раскрою вам секрет. Большой секрет.

— Незачем. Я думаю о вашей жене и детях. Достаточно горя. Если Ольга придёт, я и так отошлю её. Даю слово.

В глазах Мюллера промелькнула искра недоверия. Как легко это оказалось...

— Благодарю вас, — промямлил он.

— Теперь вам лучше уйти. Кто-нибудь может войти.

Мэр неловко поёрзал на стуле, видимо обдумывая какую-то дилемму.

— Я вам всё равно скажу, — решился он наконец, наклонился вперёд и понизил голос до шёпота: — Крюгер планирует прислать ночью на следующей неделе банду головорезов в еврейский район. Они будут вооружены.

— Вы уверены?

— Мне сказал начальник полиции. Он видел корабль, полный оружия, которое Крюгер получил из Баварии. Я ведь говорил вам, что этот человек — сумасшедший.

— Почему вы его не арестуете?

— На каком основании? Сумасшествие не проявляется так, как оспа. И как я могу доказать, для чего это оружие? Если бы у меня было заявление под присягой, какие-нибудь документы, я мог бы попробовать... — Он поднялся. — Как бы там ни было, теперь вы знаете. Делайте, что захотите.

— Спасибо, Христоф.

Мюллер остановился перед столом.

— Не знаю, чем это всё кончится, — произнёс он приглушённым, почти рыдающим голосом, — но я хочу сказать вам: мне жаль, что всё так произошло. Возможно, когда-нибудь мы снова станем друзьями...

— Возможно. — Феликс открыл дверь, выглянул в коридор. — Всё в порядке. Теперь можете идти.