Пьер Ла Мур - За пределами желания. Мендельсон

— Но, дорогая, — сказал он, вспомнив о её контракте, — как мы можем уехать? У тебя контракт с сэром Джорджем.

Она пожала плечами. Когда она подписывала контракт, объяснила она, то не была ещё влюблена. Теперь же она влюблена, и поэтому contratto разрывается. Вот и всё.

— Любовь подобна смерти, — сказала она, — она всегда важнее всего.

Он пытался возражать, говорить о чести, об уважении к данному слову. Она опять посмотрела на него с удивлением. Честь? Что это за глупые разговоры о чести? Она влюблена, она хочет поехать с ним на природу, si? Когда влюблён, о чести не думаешь. Кроме того, синьор Смарт такой приятный человек, у него такое большое сердце, он, конечно, поймёт, что для неё важнее быть за городом, где поют птицы и распускаются цветы, с человеком, которого она любит, чем в «Ковент-Гарден» петь какую-нибудь глупую оперу... Говоря так, она покрывала его лицо короткими быстрыми поцелуями. К тому времени, когда она закончила, Феликс был убеждён, что она права.

Карл, конечно, думал иначе, но просто покачал головой.

— Безумие! — вздохнул он с завистью. — Обезоруживающая глупость юности, божественный идиотизм любви!.. Значит, ты собираешься писать оперу?

Но он всё понял, даже ухитрился наскрести пятьдесят фунтов. Добрый, замечательный Карл!

Итак, они сбежали, как двое преступников, и приехали в эту маленькую гостиницу, где провели восхитительную неделю. И сегодня их ждал ещё один счастливый день.

Он с улыбкой оглядел комнату. Его взгляд остановился на столике возле окна. Он был завален листами нотной бумаги, которые она ему принесла. Хватит на несколько опер. Он ещё не написал ни единой ноты, но скоро, очень скоро, может быть сегодня, засядет за работу.

Мария пошевелилась, и он увидел, что она не спит.

— Доброе утро, дорогая, — улыбнулся он, — и перестань меня щекотать.

Её губы приблизились к его губам, глаза — ясные, широко поставленные, молящие — уставились в его глаза.

— Я люблю тебя, — пробормотала она. — Ты меня тоже любить?

— Конечно люблю.

— Тогда почему ты не говорить этого? Любовь как цветок — её надо поливать. Слова любви — как вода для цветка.

И он сказал ей, что любит её, и она спросила, как любит, и он ответил, что очень, а она спросила, за что, и он ответил, что любит в ней всё, а она сказала, что он лжёт. Он возразил, что не лжёт, а она настаивала, что лжёт, и они заспорили. Пока они спорили, в их жилах взыграла кровь, и спор перерос в схватку губ и рук. Через некоторое время она заявила:

— Сегодня я идти искать дом.

— Какой дом? — слабо запротестовал он. — Нам не нужен дом, мы вполне счастливы и тут.

Да, но в гостинице есть другие люди, и как он может писать музыку оперы в таком месте! Нет, не может... Он думает, что сможет, но не сможет. Поэтому она пойдёт и найдёт маленький домик, где они будут совершенно одни. Там он напишет оперу. Нет, ему идти не надо, она хочет удивить его.

Вечером Мария вернулась с триумфальной улыбкой на лице. Она нашла дом. Он большой, старый и очень дешёвый. Больше она ничего не скажет — он должен увидеть сам.

Спустя мгновенье они катили по тенистым аллеям, наполненным ароматом цветов. Облака на небе порозовели. На землю опускался покой. Природа застыла перед закатом. На повороте дороги они увидели его.

— Вот! — победоносно вскричала она, махая рукой в сторону Карисбрукского замка. — Тебе нравится, нет?

Карисбрукский замок был меньше Виндзорского, но не намного. Построенный в XI веке, он сохранил нетронутую красоту первоначальной архитектуры. Скорее укреплённый город, чем замок, он состоял, помимо огромного центрального дома, из конгломерата подземных темниц, зубчатых башен, бастионов и казематов, и всё это было построено из огромных каменных глыб, обтёсанных вручную, теперь заросших мхом и утыканных узкими готическими окнами с витражным стеклом. Все эти сооружения окружал ров, заполненный стоячей водой буро-зелёного цвета, в которой отражалась высокая крепостная стена. Единственный вход в замок был через висячий мост, поддерживаемый массивными ржавыми цепями.

— Он стоит всего двести гиней в месяц, — успокоила она, пока Феликс стоял, словно поражённый ударом молнии.

Она сбивчиво объяснила, как ей удалось заключить такую удачную сделку. До того как покинуть Флоренцию двенадцать лет назад, граф Карисбрукский хотел продать или сдать замок в аренду. Как ни странно, до сих пор никто не выразил желания подобрать эту жемчужину средневековой архитектуры. Этим объяснялся тот факт, почему Марии удалось снять его за такую мизерную плату. И всего за двести гиней в месяц дополнительно они могли иметь штат из тридцати двух слуг, который будет поддерживать дом в мало-мальски приличном состоянии.

— Здесь ты получить вдохновение для оперы! — воскликнула она. — Здесь ты писать прекрасную музыку.

И они могут въехать немедленно. Она уже уладила все денежные дела, но, будучи от природы осторожной, сняла замок только на три месяца. Со всеми слугами, естественно.

Он смотрел на неё, молча качая головой, не в силах вымолвить ни слова от изумления. Тысяча двести гиней. Она заплатила тысячу двести гиней за этот Каркасон [51] Город на юге Франции, где расположен папский дворец. в миниатюре.

Воцарилось молчание. Внезапно она схватила его за руку, глядя на него со слезами на глазах.

— Я вижу по твоему лицу, ты думать, что я очень глупая, — проговорила она дрожащим шёпотом. — Ты думать, что я un asino, ослица. Но ты не понимать. В Венеции, когда я есть маленькая девочка, очень бедная, без туфель, я всегда мечтать, что когда-нибудь я жить в большом замке с моим принцем... Теперь у меня есть мой принц.

— И замок тоже, — рассмеялся он, наклоняясь её поцеловать. Он понял: она жила детской мечтой и замок был частью этой мечты. — Мы будем счастливы в нашем новом доме.

Они переехали на следующий день. Спали они в большой кровати под балдахином, в каких в разное время спали все королевы Англии и которые являлись свидетелями многих исторических событий. Поскольку в замке не было канализации, отопления и освещения, Феликсу пришлось привыкать к лишениям средневековой жизни. Для его занятий Мария выбрала банкетный зал. Он был мрачным, сырым и огромным — размером с небольшой собор. Въевшийся запах прогорклого жира и заплесневелой еды вызывал в памяти картины шумных феодальных пиршеств. Гигантский камин исторгал клубы дыма, но совсем не давал тепла. Поскольку окна были мутными от пыли и расположены слишком высоко, чтобы пропускать свет, Мария украла в часовне два огромных канделябра и поставила их на рабочий стол Феликса, но пламя вставленных в них свечей поднималось на шесть футов над столом и приносило мало практической пользы. Феликс, дрожа под одеялом, заявил, что кабинет превосходен и он готов приступить к работе.