Пьер Ла Мур - За пределами желания. Мендельсон

Пастор читал про себя параграф завтрашней проповеди, когда был прерван стуком в дверь. Готлиб, с белыми волосами и похожий на призрак в своих фетровых шлёпанцах, бесшумно просочился в комнату и шёпотом сообщил ему, что за дверью ждёт доктор Мендельсон.

Спустя минуту Феликс был препровождён в кабинет.

— Это в самом деле приятный сюрприз! — воскликнул пастор с особого рода приветливостью, которую служители церкви и политики приберегают для людей, чьи убеждения не совпадают с их собственными. — Надеюсь, что вы и прелестная фрау Мендельсон здоровы, — продолжал он, махнув в сторону красного стула, стоявшего по другую сторону стола.

Садясь и кладя цилиндр на колени, Феликс заверил его, что он и его жена совершенно здоровы.

— А дети?

Они здоровы, и очень любезно со стороны его преподобия помнить о них. Затем Феликс выразил благодарность за доброту его преподобию, принявшему его в столь поздний час без предварительной договорённости.

— Но я постараюсь занять как можно меньше времени у вашего преподобия, — проговорил Феликс, надеясь, что обмен любезностями окончен.

Он хотел было перейти к цели своего визита, но не тут-то было. Не хочет ли герр доктор чашечку ромашкового чая или другого укрепляющего напитка? Герр доктор с благодарностью отказался, и священник повторил слова об удовольствии, которое доставил ему этот неожиданный визит.

— Как видите, — произнёс он, взглянув на полуисписанный лист бумаги, лежащий на столе, — я готовлюсь к завтрашней проповеди, но даже такой скромный труженик в винограднике Господа нашего, как я, имеет право на несколько мгновений полного переключения внимания.

Тем временем он начал рассказывать Феликсу о падении нравов жителей Лейпцига. Как среди богатых, так и среди бедных. Таверны и пивные полны народа. Деньги транжирятся на коньяк, когда их можно было бы потратить на благотворительную деятельность. Театр, всегда бывший проклятым местом, привлекает толпы народа. Везде видны признаки духовного упадка. Никогда за всю историю Лейпцига не было такой волны коррупции.

Феликс слушал с вежливым вниманием, иногда кивая головой и отмечая про себя, что никогда не было священника, раввина или пастора, которые не считали бы своё поколение худшим в истории. Очевидно, человечество не сделало никакого прогресса со времён Иеремии [104] Иеремия (10-е гг. VII в. — после 586 г. до н.э.) — в иудаизме второй из «больших пророков», проповедовал необходимость мира с Вавилоном; его проповеди и изречения составили основу Ветхого Завета. . Ему хотелось, чтобы пастор прекратил свои причитания. У него было смутное, необъяснимое предчувствие перед этой встречей, и он откладывал её несколько дней. Теперь ему не терпелось изложить своё дело, увидеть реакцию пастора и уйти.

Но с неожиданной для затворника болтливостью пастор Хаген разглагольствовал на свою тему. Конечно, одной из главных причин падения морали Лейпцига был пример вопиющей аморальности, который исходил от высших классов.

— Пороки прячут свою безобразную голову в самых высоких местах, — заявил он, с важным видом указывая перстом на потолок. — Да, — повторил он, — в высших местах.

«Он имеет в виду Мюллера и его любовницу», — подумал Феликс, сохраняя полную невозмутимость и дожидаясь, пока иссякнет красноречие церковника.

Оно кончилось, и так внезапно, что застало Феликса врасплох.

— Я мог бы продолжать бесконечно, — сказал пастор спустя минуту, — но вам, должно быть, не терпится перейти к цели вашего визита. — Пока он говорил, выражение его лица менялось от благородного негодования до подозрительной бдительности.

— Это простое дело, — начал Феликс с осторожной улыбкой. — Две недели назад я наткнулся на старую рукопись...

— Я слышал об этом. В лавке Мартина Кехлера, не так ли?

Феликс скрыл удивление и продолжал:

— Одной из особенностей, которая делает это произведение представляющим особый интерес для вашего преподобия, является то, что оно было написано более ста лет назад хормейстером вашей собственной школы Святого Томаса. (Лицо пастора оставалось равнодушным). Ваше преподобие оказал бы неоценимую помощь, если бы позволил четырём хорам Святого Томаса участвовать в исполнении этой замечательной вещи. Естественно, за разумную плату.

Пастор Хаген соединил кончики пальцев перед губами и закрыл глаза. На мгновенье показалось, что он погружен в молитву.

— Как называется это сочинение? — спросил он, не открывая глаз.

— «Страсти Господа нашего по Святому Матфею».

— И, как я понимаю, вы сами собираетесь дирижировать этим сочинением?

Феликс удивлённо кивнул:

— Конечно.

— И где бы это исполнение имело место?

Феликс почувствовал, как у него напрягаются мускулы.

— В гевандхаузском зале, ваше преподобие. Хотя более подходящим местом была бы сама церковь Святого Томаса, для которой и были написаны «Страсти».

Пастор резко открыл глаза. Вена на его лбу вздулась.

— Разве вы не понимаете, что для человека другой веры не пристало исполнять произведение духовной музыки в лютеранской церкви?

На этот раз Феликс открыто уставился в лицо сидящего напротив него человека.

— Но ваше преподобие не может не понимать, что здесь вопрос не религии, а музыки.

— Духовной музыки.

— Есть только два вида музыки — хорошая и плохая.

— Есть два вида музыки — духовная и богохульная. Духовная музыка находится в сфере деятельности церкви, и я не думаю, что нехристианину подобает вмешиваться в её дела. Это сочинение является музыкальной версией Нового Завета, — голос пастора возвысился, словно он проповедовал с кафедры, — а Новый Завет принадлежит христианам.

— Если Новый Завет принадлежит христианам, то Ветхий Завет наверняка принадлежит нам. — Феликс чувствовал шум в ушах. Стук его сердца перекрывал звук его слов. — Какое в таком случае вы имеете право петь наши псалмы Давида? Какое...

— Сэр, как вы смеете? — прогремел пастор.

Феликс вскочил на ноги и подошёл к столу. Он дрожал от гнева, и его лицо сделалось пепельно-серым.

— А наша Мириам [105] Дева Мария. , которая украшает тысячи христианских церквей, разве была когда-нибудь крещена? А какое право имел Микеланджело ваять статую нашего Моисея [106] Моисей — пророк, предводитель израильских племён (XIII в. до н.э.?), автор Пятикнижия, или Торы. ? И почему он стоит в христианской церкви? — Он замолчал, пристально глядя на пастора, слишком потрясённого, чтобы возражать. — Вы дурак! — медленно произнёс он. — Фанатичный дурак!

Круто повернувшись, Феликс выскочил из комнаты и чуть не сбил с ног Готлиба, подслушивавшего под дверью.

Когда Феликс пришёл домой, Сесиль взглянула на него и решила, что он заболел: