Вера Василевская - Тутмос

Она отложила в сторону браслет из бирюзы и взяла другой — золотой, украшенный сердоликом.

— Послушай, Нефрура, ты хотела со мной о чём-то поговорить или позвала для того, чтобы я полюбовался этими осколками?

Голос у Тутмоса был глуховатый, даже с хрипотцой, совсем не похожий на голос отца, и тон его не понравился царевне — слегка презрительный, надменный. Она выпустила из руки ещё один браслет из крошечных лазуритовых бусин, он шелестящей змейкой соскользнул с её колен и упал на пол. Тутмос покосился на него; ему почудилось, что браслет и в самом деле уподобился змейке, готов зашипеть и ускользнуть. Поддавшись обману, он даже протянул руку к драгоценному украшению, но вовремя одёрнул себя, остановился. Нефрура заметила его движение и нахмурила брови. Ей не о чем было разговаривать с Тутмосом, но нравилось проявлять свою власть, хотя бы кажущуюся — позвала его, и он пришёл. Можно было спросить его о кушитской дани, Аменемнес почему-то не пожелал, чтобы она присутствовала на церемонии приёма иноземных послов. Нефрура зажмурила глаза, уподобившись ленивой надменной кошке.

— Я хотела видеть тебя.

— Зачем?

— Просто так. Разве это странно?

Тутмос усмехнулся.

— Странно, Нефрура.

— Почему?

— Разве мы не виделись в храме во время утренних жертвоприношений?

— Виделись, но не могли поговорить.

— О чём же говорить?

— Отец и мать всегда разговаривают.

— Твоя мать?

Нефрура обиделась.

— Моя мать — главная царица, и я тоже буду главной царицей, твоей великой женой. — Она пристально следила за выражением лица Тутмоса, но тщетно, оно совершенно не изменилось. — И нам придётся говорить о государственных делах.

— Говорить с женщиной о государственных делах? — Тутмос презрительно пожал плечами. — Это дело чати и советников, а не цариц. Может быть, я ещё буду обсуждать с тобой планы моих военных походов и ты мне будешь указывать, как строить в бою войско, брать крепости?

— Строить войско? Брать крепости? — Нефрура презрительно рассмеялась. — Стань сначала фараоном!

— Это будет в свой час.

— И что же твоё величество будет делать, когда взойдёт на престол?

— Что я буду делать? — Взгляд Тутмоса теперь был устремлён прямо в глаза сестры, и ей стало не по себе. — Укреплю власть фараона — вот что я сделаю! Зажму рты жадным начальникам областей — вот что я сделаю! Двину моё войско на врагов Кемет — вот что!

— А разве власть фараона так уж слаба?

Нефрура хотела поймать брата на слове, но жадная поспешность выдала её — Тутмос только презрительно усмехнулся и придвинулся ближе к ложу, на котором она сидела, так что его голова оказалась прямо у её колен. Царевна вдруг почувствовала нечто похожее на страх — брат был сейчас похож на злую птицу. Тутмос положил руку на край ложа, сжал в горсти переливчатую бахрому драгоценного покрова.

— Ты увидишь, что будет, если боги дадут тебе дожить до этого дня. Помни моё слово — оно крепко! Кемет содрогнётся и Хапи выйдет из берегов, если я пожелаю. А пожелаю — и звёзды в небе не взойдут! — Он неожиданно рассмеялся резким, неприятным смехом. — Спрашивать совета буду только у величайшего из богов, а не у глупых женщин. И подчиняться женским капризам не буду, хотя бы все красавицы Кемет собрались у моего ложа. Слышишь?

В появившемся на миг перед глазами Нефрура мужчине вдруг опять проглянул ребёнок, злой мальчишка, и её страх сразу отхлынул. Царевна брезгливо оттолкнула руку Тутмоса, и он выпустил бахрому. Мальчишка, пустой бахвал! Она спросила колко и насмешливо, не скрывая своего намерения обидеть:

— На кого же ты пойдёшь войной, могучий воитель?

— Пойду в земли Ханаана и припугну царя Митанни. Посмотрю, что за дела будут твориться в Куше. Повоюю с царствами Сати [60] Повоюю с царствами Сати… — Сати — древнеегипетское название Азии. , их много, как песка в пустыне. А ведь есть ещё земли, которые лежат за Тростниковым морем [61] …земли, которые лежат за Тростниковым морем… — Тростниковое море — Красное. …

— Не слишком ли много?

— Не слишком! — Тутмос снова был мужчиной — спокойным, уверенным в себе. — Покорю Куш до самых последних порогов Хапи. Кочевников заставлю платить дань. Кемет будет богата, как во времена древних царей.

— Как просто! — Нефрура рассмеялась нарочито громко, как смеются женщины Сати, издевательски воздела руки к небесам. — Почему же наш отец — да будет он жив, цел и здоров! — ничего этого не сделал? Разве ты умнее его?

Тутмос нахмурил брови.

— Отец тяжело болен.

— Это сейчас. А когда не был болен?

— Не пытайся оскорбить ни меня, ни нашего божественного отца. Отец — да будет он жив, цел и здоров! — не рождён воином. Но я — иное дело. Я стану воином…

— И своими войнами разоришь Кемет.

— Что ты, женщина, понимаешь во всех этих делах! Дань, которую я соберу со всех покорённых народов, покроет расходы на войско. И я ещё посмотрю, одарить ли тебя частью этой дани.

— Замолчи! — Нефрура сжала кулаки, не в силах выдержать его презрительного тона. — Кто тебе позволил так говорить со мной? Ты ещё не владыка Кемет и мне не господин. И если я расскажу обо всём отцу…

— Что ты расскажешь? — Насмешливые глаза Тутмоса опять были рядом, совсем близко. — Что ты можешь рассказать? Ты тростник, который хочет быть сильнее меча. Помни своё место, если хочешь… — он нагнулся и подобрал с пола части разломанного браслета, показал ей на ладони, — если хочешь иметь всё это. Я ведь могу и не быть таким щедрым, как мой отец.

— Этому я не удивлюсь!

— И ещё вот что, — Тутмос заговорил медленно, чётко, очень спокойно, — уразумей сразу: править буду я, а ты будешь исполнять мои желания. Будешь вмешиваться в мои дела — отправлю тебя в Куш, будешь собирать плоды с чёрных деревьев. В Кемет цариц не было и не будет, и ты постарайся быть такой умной, как твоя мать, не пытайся выхватить из моих рук жезл, не то пройдусь по тебе плетью. — Он легко поднялся, распрямил ладонь, стряхнул с неё драгоценные осколки. — Помни — я уже не мальчик. Хочешь быть моей женой — крепко держи эти слова в своём сердце.

Нефрура, сдерживая злые слёзы, смотрела на брата.

— Я и не хочу быть твоей женой. Я ею стану только потому, что это воля отца. Но я знаю, что ты меня не любишь! Ты злой мальчишка, сердце у тебя каменное, ты ведь можешь и ударить меня…

— Могу. Если ты выведешь меня из терпения.

В покоях повисла тяжёлая тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием царевны, тишина, которая могла разразиться чем угодно, злым и ненужным. Тутмос стоял, скрестив на груди руки, его глаза были спокойны, и спокойно сердце. Злой мальчишка, сокол, который клюёт всех без разбора, надменный, жестокий, способный ударить женщину! И этот человек предназначен ей в мужья! Нефрура наконец заплакала, закрыв лицо ладонями, упала на ложе, задыхаясь от слёз, остаток разломанного браслета больно царапнул щёку. Помедлив немного, Тутмос подошёл, коснулся её головы не привыкшей к ласке рукой — прямой, с твёрдыми вытянутыми пальцами.