Вера Василевская - Тутмос

— Кто это тебя преследует, царевна?

— Львы! Дикие львы пустыни. А я убежала от них!

— Но они приближаются, сейчас тебя найдут.

— Так что же ты стоишь? Помоги мне спрятаться!

Она произнесла это так внушительно, что нельзя было не подчиниться, и мужчины подчинились со смехом — отошли к деревьям, загородили своими спинами девочку. Это было сделано вовремя, преследовательницы уже появились в просвете между деревьями. Наставницы маленькой царевны, избранные самой Хатшепсут, едва взглянули на Тутмоса, ограничившись на бегу лёгким поклоном. Впрочем, лица у них были такие озабоченные, что они легко могли бы оправдать себя беспокойством за неуёмную Меритра, которая однажды едва не утонула в большом пруду, тогда её вытащил из воды один из телохранителей царицы Нефрура. Вскоре голоса женщин затихли, и девочка со смехом выскользнула из своего убежища — спрятанная за спинами мужчин, она не теряла времени даром, уже начала плести венок из мелких алых цветов.

— Ушли? Очень хорошо! За то, что ты спас меня, я щедро тебя награжу, у меня есть волшебный перстень, приносящий счастье. Вот! — Она показала перстень с маленьким синим камнем, давний подарок Сененмута. — Хочешь, исполню любое твоё желание?

— Хочу.

— Тогда загадывай. Тихо, тихо, тихо! Теперь слушай. Оно исполнится через… через… через три дня. Ты смеёшься? Если смеёшься, волшебство потеряет силу.

Тутмос, смеясь, подхватил девочку на руки, она взвизгнула от неожиданности и удовольствия.

— Ах ты, маленький чародей из Джахи! Что же, теперь прикажешь служить тебе?

— Мужчина может служить женщине, если он её любит, — серьёзно сказала девочка, — а так — нет. Ну, отпусти же меня!

— А если не отпущу?

— Я буду как твоя царица. Ой, неужели ты хочешь бросить меня в эти колючие заросли? Отпусти же!

Он опустил её на землю, она кокетливым движением, очаровательным у десятилетней девочки, поправила складки своего белого прозрачного платья. Несмотря на то что эта девочка была дочерью Хатшепсут и Сененмута, Тутмос привязался к ней, как к младшей сестре, и снисходил даже до игр с нею. Да и неудивительно — ведь она была одной из немногих, кто воспринимал его всерьёз, не смеялся над ним. А теперь, когда был изгнан Сененмут и его место занял новый царский любимец, и Меритра была чужой во дворце.

— Куда ты направлялся, Тутмос? К реке? Это очень хорошо! — Девочка захлопала в ладоши. — Покатаешь меня на лодке?

— Хорошо, идём. Крокодилов ты не боишься?

— Я знаю заклинание против подводных чудовищ. Если ты не знаешь, я тебя научу. Ты позволишь мне собирать лотосы? Говорят, где-то напротив храма Хонсу есть совсем лиловые.

— Позволю, только не раскачивай лодку.

— Неужели ты боишься?

— Я-то уж как-нибудь отобьюсь от крокодила. А ты такая маленькая, что он тебя сразу проглотит.

Царевна нахмурилась, но сразу же рассмеялась.

— Если на нас набросится это подводное чудовище, твой телохранитель спасёт меня.

— Почему ты думаешь, что он будет спасать именно тебя?

— Ты же справишься сам!

— И ты справишься с помощью своего заклинания, если только действительно его знаешь.

— А если крокодилов будет много?

— Значит, твоё заклинание убивает их поодиночке?

Жара понемногу спадала, но вода в Хапи по-прежнему была плотной и тёплой, как только что взятое от коровы молоко. И цвет её был густой, сине-зелёный, пронизанный солнцем. Тростниковая лодка скользила быстро, подгоняемая сильными ударами весел, и Меритра была в восторге, воды Хапи всё время отражали её искрящуюся счастьем улыбку. Девочка то опускала руку за борт, то зачерпывала воды и со смехом брызгала ею на Тутмоса, то вдруг затихала, глядя на своё скользящее отражение, или просила подплыть поближе к приглянувшемуся ей цветку, среди которых, однако, не было ни одного похожего на лиловый. Изредка мимо скользили другие лодки, барки, нагруженные товаром, военные суда. Птицеловы расставляли свои силки на берегу, неподалёку от зарослей папируса, иные подплывали к ним в лодке, с луками в руках, то и дело слышался плеск крыльев и испуганный птичий крик. В маленькой узкой лодке, казавшейся совсем невесомой, юноша целовал смущённую девушку, ласково отводя её ладони от лица, нежно говорил ей что-то, а лодку всё ближе и ближе прибивало к зарослям, и вот она уже нырнула в шелестящее царство тростников, скрывшее влюблённых от любопытных глаз. Меритра затихла, подобралась поближе к Тутмосу, доверчиво ухватилась за его руку и задумалась о чём-то, глядя вслед скрывшейся лодке. Потом вдруг спросила:

— Как ты думаешь, скоро я выйду замуж?

— Скоро ты станешь взрослой, и тогда…

— Как скоро?

— Через четыре года.

— За кого же я выйду замуж?

— Это решит твоя мать, — хмуро сказал Тутмос, — я тебе не отец.

— Почему же ты сердишься? Разве не хочешь, чтобы я вышла замуж?

— Какое мне дело, Меритра?

Девочка обиженно опустила голову.

— Правду говорят, что ты грубый и злой! Что я тебе сделала? Если ты когда-нибудь станешь настоящим фараоном, ты же сможешь мной повелевать.

— Могу и сейчас!

Меритра уверенно помотала головой.

— Нет, не можешь! Мой отец мог, а ты — нет. Но потом сможешь. Только не выдавай меня замуж за жреца!

— Почему же?

— Они, наверно, всегда читают молитвы.

Тутмос усмехнулся.

— Вовсе нет! Ты ещё маленькая, глупая девочка. Когда придёт время, никто тебя не спросит. Может быть, отдадут тебя замуж за какого-нибудь ханаанского царевича, уж очень их любит твоя мать, не хочет идти на них войной. И ты будешь повелевать кочевниками пустыни и жить в шатре из львиных шкур.

Меритра готова была заплакать.

— Не смей говорить такое! Ты мне не отец, даже не брат по крови, я не обязана тебя слушаться! Если ты станешь царём, я убегу из дворца и подниму против тебя войско…

— Попробуй, — насмешливо сказал Тутмос. — Твоя мать великая волшебница, она превратила войско в стадо ослов. Бояться мне будет нечего.

Девочка отвернулась, украдкой смахнула слёзы и стала смотреть на воду. Тутмос усмехнулся, но на сердце было неприятно, тяжело. Видно, прав был отец, когда говорил, что у него неуживчивый нрав, слишком гордое и обидчивое сердце. Сколько уже лет он покорно терпит унижения, которыми его осыпают каждый день, и вдруг обиделся на дерзкие слова глупой девчонки! Это уже верный признак слабости, а не силы. И зачем только он взял её в свою лодку? Давно уже решил для себя, что лучше всего быть одному, без врагов и без друзей. И опять, второй раз за сегодняшний день, больно кольнуло воспоминание о войске. Наверное, рана будет кровоточить всегда, пока жив он, пока жива Хатшепсут. Вчера Себек-хотеп в зале для трапез говорил о том, что кочевники напали на одну из пограничных крепостей и уничтожили всех находившихся там воинов, и Хатшепсут слушала с безразличной, оскорбительной улыбкой. «Ты предлагаешь мне идти войной на грязное стадо животных пустыни, Себек-хотеп?» Но даже это не заставило правителя Дома Войны посмотреть в сторону Тутмоса и хотя бы взглядом выразить сочувствие его всем известным планам.