Евгений Шумигорский - Тени минувшего

Тогда же великий князь окончательно оттолкнул от себя сердце Екатерины: он ухаживал в то время за принцессой Курляндской Екатериной Ивановной, дочерью Бирона, которая была очень умна, имела чудесные глаза, но была не только кривобока, но даже горбата. «Впрочем, — замечает Екатерина, — это не могло быть недостатком в глазах одного из принцев Голштинского дома, которых в большинстве случаев никакое телесное уродство не отталкивало… Великий князь совсем скрывал от меня эту склонность, но все-таки сказал мне, что это была только прекрасная дружба. Я охотно этому поверила; впрочем, я знала, что это дальше перемигиваний не пойдет, в виду особенностей названного господина, которые были все те же, хотя прошло уже около пяти лет, когда мы были женаты». Но однажды вечером, придя в комнату Екатерины после ужина, на котором он сильнее, чем прежде, ухаживал за Бирон, и на котором Екатерины не было по нездоровью, великий князь, очень пьяный, лег в постель и разбудил жену, чтобы поговорить с ней о прелестях предмета своего ухаживания. «Раздраженная недостатком внимательности, какой этот человек, действительно пьяный, выказывал ко мне, разбудив меня, чтобы занимать столь мало приятным для меня разговором, я ответила ему несколько слов, в которых чувствовалось раздражение, и притворилась, что засыпаю. И то и другое его обидело: он несколько раз ударил меня очень сильно локтем в бок и повернулся ко мне спиной, после чего заснул. Я проплакала всю ночь, но не подумала сказать об этом кому-либо хоть слово» [32] Там же (ред. 1771 г.), 177 и 186. .

И в то же время императрица, жаждавшая иметь внука, опять возбудила вопрос о бесплодии великой княгини. Возвратившись однажды в свои покои с придворного куртага, Екатерина, едва успев раздеться, увидела у себя Чоглокову. «Она сказала мне, — пишет Екатерина: — что ее величество нашло мое платье некрасивым и велела мне передать, чтобы я никогда больше не являлась перед ней в таком платье и с такой прической, и что, кроме того, она гневалась на меня за то, что я, будучи замужем четыре года, не имела детей, что вина в этом лежит исключительно на мне, что, очевидно, у меня в телосложении был скрытый недостаток, о котором никто не знал, и что поэтому она пришлет мне повивальную бабку, чтобы меня осмотреть. Великий князь, случайно находившийся в моей комнате, был свидетелем всего этого разговора. Я отвечала по поводу туалета, что последую в точности приказаниям ее величества, что же касается второго пункта, то я сказала, что так как ее величество была во всем повелительница, а я в ее власти, то я ничего не могла противопоставить ее воле. Великий князь на этот раз стал на мою сторону: чувствовал ли он, что вина не моя, или с своей стороны счел себя обиженным, но он резко ответил Чоглоковой по поводу детей и осмотра, и разговор между ними принял очень бурный характер: они высказали друг другу всевозможные горькие истины; я тем временем плакала и дала им наговориться. Чоглокова вышла очень рассерженная и сказала, что все передаст ее величеству. Владиславова, видя мои слезы, захотела узнать их причину; я рассказала ей обо всем, что произошло, и об оскорблении, которое мне угрожало. Владиславова нашла, что этот поступок императрицы по отношению ко мне был несправедлив, и прибавила: «Как же вы можете быть виноваты в том, что у вас нет детей, когда вы еще девица; императрица не может этого знать, и Чоглокова большая дура, что передает вам такие разговоры; ее величество должна была бы обвинять своего племянника и самое себя, женив его слишком молодым». Между тем я, долго спустя, узнала, что граф Лесток советовал императрице только тогда женить великого князя, когда ему будет 26 лет, но императрица не последовала этому совету. Владиславова утешала меня и дала мне понять, что она доведет до сведения императрицы об истинном положении вещей, как она его понимала».

Чоглоковы уже не пользовались тем значением, какое они имели прежде. Виною этому был сам Чоглоков, позволивший себе вступить в связь с одной из фрейлин великой княгини; за это он едва не поплатился своим местом. Вместе с тем Шуваловы, пользуясь преобладающим своим влиянием на императрицу, всячески преследовали их, как креатур Бестужева. Поэтому Чоглоковы смирились и старались установить между собою и великокняжеской четой добрые отношения. Екатерина первая пошла им навстречу, проигрывая в фараон большие деньги Чоглоковой, до страсти любившей азартную игру, и лаская ее детей. Можно было вздохнуть свободнее. И Петр Феодорович воспользовался этой свободой, предаваясь играм и попойкам среди своей прислуги, а великая княгиня — расширению своего образования и кругозора, читая лучшие произведения современной европейской литературы. От чтения романов она перешла к изучению истории, политики, законодательства; с новыми течениями французской философии, во многом отвечавшей ее свободному, холодному уму, познакомилась она прежде всего в произведениях Вольтера.

И это широкое самообразование шло рука об руку с невольным изучением школы практической жизни, ее окружавшей, со всей ее пошлостью и низменностью, закаляя в ней силу воли и давая опыту широкие теоретические основы. Разумеется, нельзя утверждать, чтобы опыт этот, столь грустный, внушал ей высокое мнение о людях, а принципы «вольтерианской» философии, изучаемой без надлежащей подготовки и руководства, были здоровой пищей для ума юной Екатерины, но ее здравый, холодный ум всегда был выше ее темперамента, и она не вдавалась в крайности. Из «Записок» ее видно, до какой степени она владела собой при самых тяжелых обстоятельствах, умея быть на уровне всех и каждого и находя выход из самого затруднительного положения. Лучшим доказательством ума Екатерины было то, что никто из окружающих ее в это время не ощущал на себе ее умственного превосходства, и, когда однажды Владиславова, не зная французского языка, спросила Екатерину, что она читает, она нашлась ответить ей, что она забывает прочитанное. Но темперамент Екатерины предъявлял свои права, жизнь с мужем-мальчиком после шестилетнего промежутка со дня свадьбы становились не под силу, а распущенная жизнь Елисаветинского двора представляла собою примеры поразительной легкости нравов даже для того времени. Императрица сама имела иногда одновременно по несколько фаворитов. Именно в описываемое время гневное настроение императрицы многими приписывалось затруднительному положению, в котором находилась ее величество между тремя или четырьмя своими фаворитами, а именно: графом Разумовским, Шуваловым, одним певчим Каченовским и Бекетовым, которого она только-что назначила адъютантом к графу Разумовскому. «Нужно заметить, — замечает Екатерина, — что всякая другая на месте ее величества была бы поставлена в тупик и при менее затруднительных условиях». Екатерина, придя в возраст, хорошела и начала привлекать на себя взоры придворных кавалеров, но ее сердце оставалось холодно, да и обстановка, устроенная Чоглоковыми, не благоприятствовала «маханиям». Но оскорбления, которые Екатерина испытывала от неразумного, «яко помешанного», по выражению кн. М. М. Щербатова, мужа, который ухаживал за всеми женщинами, кроме собственной жены, внушали ей желание испробовать свою власть над сердцем мужчин. Таким образом завязался у Екатерины флирт с гр. Захаром Чернышевым, но флирт этот не пошел далее чувствительной переписки [33] «Р. Арх.», 1881. 1, 390. .