Лев Демин - Каторжник император. Беньовский

Хамуд перевёл на арабский.

— И ещё скажи ему. Я, полковник де Бенёв, представляю на острове французскую власть и контролирую его внешнюю торговлю. Если уважаемому Валиду угодно здесь торговать, он должен уплатить мне пошлину.

Хамуд перевёл и это. Валид выслушал его бесстрастно и так же бесстрастно ответил:

— Я привёз кое-какую мелочь для моего друга Хамуда. Пусть господин оценит её и назовёт мне сумму пошлины. Если мне это будет не в убыток, господин получит пошлину сполна. Если мы не договоримся, на мои товары найдутся покупатели в Мозамбике и в Капстаде. Тамошние купцы хорошо знают старого Валида.

— Хотел бы иметь с тобой деловой разговор, и не по поводу той мелочи, которую ты привёз для Хамуда.

— Люблю деловые разговоры.

— Тогда пойдём, Валид. Будешь моим гостем.

Дородный купец шагал довольно бодро. За ним устремилась его свита. В палатке, где размещался Беньовский, расстелили по случаю приёма гостей ковёр, накрыли стол. Морис Август хотел ограничить общество Валидом и Хамудом, нужным в качестве переводчика. Но приезжий купец настоял на том, чтобы за стол сел и его сын.

— Мой помощник и моя правая рука. Как без него?

Андреянов принёс на подносе бургундское вино и печёные бананы с орешками. На кухне готовилась индейка с рисом.

— Что же господин хочет от Валида? — первым заговорил за столом купец.

— Я хотел бы купить у тебя четырёх чистокровных арабских коней.

— Будут у тебя кони лучшей арабской породы. Но это будет стоить...

Араб назвал внушительную сумму.

— Дорого просишь, купец.

— Я повезу коней из Аравии. Долгий путь. Коней надо кормить отборным кормом.

— Я согласен, Валид. Но при одном условии — если ты мне продашь за ту же сумму не четырёх, а пятерых коней.

— Ах, господин... Ты хочешь разорить Валида.

Поторговались. Валид всё же согласился с условием Беньовского.

— Ты пригласил меня не только для того, чтобы купить у меня арабских коней? — спросил испытующе гость.

— Ты проницателен, Валид. Ещё мне нужно роскошное женское украшение из золота с драгоценными камнями. У нас оно называется колье.

— О, колье... Я знаю, что это такое. Золотая узорчатая пластинка, украшенная шлифованными алмазами. Она носится на груди. Такие изделия моих мастеров носят королевы и самые богатые женщины Европы.

— Я хочу, Валид, чтобы колье, изготовленное твоими мастерами, носила и моя жена.

— Ты подумал, сколько тебе будет стоить такая безделушка?

— Подумал. Дорого, очень дорого. Я сумею расплатиться с тобой, купец. Я не беден.

— Будет тебе колье для твоей жены. Чего бы ещё ту хотел от Валида?

— Ещё одно женское украшение. Ещё более дорогое и прекрасное. Учти, купец, это будет мой подарок первой женщине Франции, которой я многим обязан.

— Королеве?

— Больше, чем королеве.

Беньовский имел в виду мадам Дюбарри. Воспоминание о ней вызвало у Мориса Августа лёгкое трепетное волнение. Вспомнилась великолепная мраморная статуя работы замечательного скульптора в её парижском дворце — Мария Жанна в образе античной богини Дианы. Красавица Дюбарри, бедная модистка, ставшая королевской фавориткой, вознесённая волей судьбы столь высоко. Её гармоничное стройное тело, воплощённое в мраморе, казалось самим совершенством женской красоты. Неужели всесильная Дюбарри, от которой зависели назначения министров, позировала скульптору обнажённой?

Морис Август возмечтал сохранить расположение первой дамы Франции с помощью подарка королевской щедрости. Ведь мадам Дюбарри легко сможет повлиять на его дальнейшую карьеру, на производство его в генералы. Был бы достойный подарок, а переслать его в Париж с надёжной оказией он сумеет. Можно и командировать специально для этой цели нарочного, одного из своих офицеров.

— Будет у тебя такое украшение, мой вазир, — сказал после некоторого раздумья Валид.

— Да не вазир я, а полковник.

— Мы привыкли называть вазиром очень большого и богатого человека. Из уважения.

«Вазир так вазир», — подумал Беньовский. Теперь надо было бы поговорить с этим арабским купцом о главном, ради чего он, собственно говоря, и пригласил Валида в гости-. Но не хотелось говорить при нежелательном свидетеле, Хамуде, который был своим человеком для компании Дюма. Заподозрив Беньовского в честолюбивых намерениях, Хамуд мог раскрыть его секреты перед одним из компаньонов губернатора, перед тем же Роше. А с Дюма и его окружением отношения Мориса Августа оставались натянутыми, от них можно было всегда ожидать подвохов и пакостей. И Беньовский твёрдо решил удалить Хамуда из палатки под каким-либо благовидным предлогом. Стараясь говорить вежливо, просительно, Морис Август обратился к нему:

— Хамуд, голубчик... Ты не возражаешь, если мы все отведаем индейку на свежем воздухе, на твоей веранде?

— Какие могут быть возражения, полковник!

— Спасибо тебе, Хамуд. Тогда распорядись на правах хозяина. И пусть шкипера угостят.

Как только Хамуд удалился, Беньовский стал выяснять, владеют ли Валид и его сын какими-нибудь языками кроме арабского. Попытался было заговорить с ними по-малагасийски, но купец отрицательно покачал головой. Всё разрешилось просто. Валид заговорил по-французски, хотя и с чудовищным акцентом, путая окончания слов. Оказалось, что в прежние годы он держал торговый дом в Пондишери, французском владении на восточном побережье Индии, и там постоянно общался с партнёрами-французами.

— Я не сказал тебе о главном, — начал Беньовский.

— Слушаю тебя, вазир.

— Могут ли твои ювелиры изготовить большой серебряный медальон и выгравировать на нём несложный рисунок?

— Мои ювелиры всё могут. Покажи рисунок.

Беньовский отомкнул сундук, в котором хранил деньги и наиболее ценные вещи, и извлёк ту самую дощечку, которая досталась ему от старосты Ракутубе.

— Вот тебе и рисунок.

Валид взглянул на дощечку и недовольно поморщился.

— Обижаешь. Разве это работа? Мои искусные мастера могли бы сделать сложную чеканку, растительный орнамент с причудливым переплетением цветов и листьев. А это детский рисунок. Его нацарапает тебе любой начинающий подмастерье.

— Пойми, Валид... Для меня очень важно иметь медальон. Именно с этим рисунком. Это будет копия старой семейной реликвии, которая оказалась утерянной.

— Но я вижу на дощечке изображение какого-то животного. Аллаху не угодно, чтобы мы изображали человека или всякую животную тварь. Не хочешь, чтобы мои мастера изобразили красивые цветы?

— Не надо мне твоих красивых цветов. Рисунок на медальоне должен быть точно таким, как на дощечке. Выполнишь мой заказ, можешь в течение года беспошлинно торговать на всём восточном побережье Мадагаскара.