Вальтер Скотт - Том 1. Уэверли

В то время как лица, тесно общавшиеся с автором, без колебаний приписывали ему то, что ему принадлежало, другие, а именно — несколько видных критиков, занялись терпеливым исследованием характерных особенностей, которые могли бы выдать авторство моих романов. Среди них был один джентльмен, замечательный доброжелательным и свободным от предрассудков тоном своих писаний, остротой рассуждений и истинно джентльменским способом, коим он производил свои изыскания. В своих «Письмах» он выказал не только способности точного исследователя, но и свойства ума, заслуживающие гораздо более серьезной темы для их упражнения, и я не сомневаюсь, что он обратил в свою веру почти всех тех, кто считал этот вопрос заслуживающим внимания. [14] Письма об авторе «Уэверли». Родуэлл и Мартин, Лондон, 1822. (Прим. автора.) Автор не имел права жаловаться ни на эти письма, ни на другие попытки подобного рода. Ведь это он вызвал публику на своего рода игру в прятки, и если он оказался обнаруженным в своем убежище, ему оставалось лишь признать себя побежденным.

В обществе, разумеется, ходили самые различные слухи. Одни представляли собой точную передачу лишь частично верных данных, другие касались обстоятельств, не имеющих никакого отношения к делу, третьи, наконец, были измышлением досужих людей, полагавших, очевидно, что вернейший способ вызвать автора на откровенность — это приписать его молчание какому-либо порочащему его имя или неблаговидному побуждению.

Легко себе представить, что к такого рода инквизиторским приемам лицо, которого они больше всего касались, относилось с некоторым презрением, ибо среди всех ходивших слухов был только один, который был столь же необоснован, как и все другие, но имел хоть тень правдоподобия и на самом деле мог оказаться правильным.

Я имею в виду мнение, приписавшее если не все эти романы, то значительную их часть покойному Томасу Скотту, (*) ** Скотт Томас — младший брат Вальтера Скотта. эсквайру, служившему в 70-м полку, расквартированном в то время в Канаде. Те, кто помнит этого джентльмена, охотно согласятся со мной, что при общей одаренности, по меньшей мере не уступавшей талантам своего старшего брата, он в общении с людьми проявлял тонкое чувство юмора и глубокое знание человеческого характера, благодаря чему был чрезвычайно приятен в обществе. Чтобы пользоваться таким же успехом в качестве писателя, ему не хватало лишь привычки к литературному труду. Автор «Уэверли» был настолько в этом убежден, что не раз горячо уговаривал брата попробовать свои силы в этой области, соглашаясь взять на себя редактирование его произведений и наблюдение за их печатанием. Мистер Т. Скотт сначала как будто откликнулся на это предложение и выбрал даже подходящий сюжет и героя. Прототип последнего мы оба прекрасно знали с детства, когда он еще мальчиком проявил некоторые мужественные черты характера. Мистер Т. Скотт решил заставить своего юного героя эмигрировать в Америку и встретить опасные и трудные условия жизни в Новом Свете с той же неустрашимостью, которую он выказывал в детские годы у себя на родине. Мистер Скотт, вероятно, прекрасно справился бы со своей темой, так как был отлично знаком с бытом индейцев, а также со старинными французскими поселенцами в Канаде и brules, [15] Горелыми (франц.) — название племени индейцев. или жителями лесов, умел хорошо наблюдать и, без сомнения, сильно и выразительно передал бы то, что видел. Короче говоря, автор считает, что его брат занял бы видное место на том славном поприще, на котором впоследствии достиг таких успехов мистер Купер. (*) ** Купер Фенимор (1789—1851) — американский писатель, автор серии романов об индейцах и о колонизации Северной Америки. Но мистер Т. Скотт страдал уже тогда болезнью, которая совершенно лишила его возможности заниматься литературным трудом, даже если бы ему хватило на него терпения. Насколько я помню, он не написал ни одной строчки задуманного произведения, и единственное, что мне остается, — это доставить себе грустное удовольствие, приложив к настоящему предисловию рассказ о том несложном случае, на котором он собирался построить свою повесть.

Вполне допускаю, что известные факты могли придать правдоподобие слуху о причастности моего брата к этим сочинениям, в особенности потому, что примерно в это время мне пришлось, в силу некоторых семейных обстоятельств, по нескольку раз переводить на его имя значительные суммы денег. Скажу еще, что если бы кто-нибудь проявил по этому поводу особое любопытство, мой брат был вполне способен подшутить над чужим легковерием.

Следует также упомянуть, что, в то время как в Англии авторство моих романов вызывало по временам горячие споры, иностранные издатели без малейшего колебания выпускали под моим именем не только все мои романы, но и ряд других, к которым я не имел касательства.

Итак, тома, которым настоящие страницы предпосылаются в качестве предисловия, целиком принадлежат перу автора этих строк, о чем он теперь и заявляет. Исключение составляют, разумеется, цитаты с указанием источников и те непреднамеренные и невольные плагиаты, от которых не может уберечься ни один человек, если ему приходилось много читать и писать. Первоначальные рукописи все сохранились, и написаны они от начала до конца (horresco referens) [16] Ужасаюсь, сообщая (лат.). собственной рукой автора, за исключением произведений, относящихся к 1818 и 1819 годам, когда вследствие тяжелой болезни он был вынужден прибегнуть к секретарским услугам одного друга.

Количество лиц, которым была по необходимости доверена или случайно сообщена моя тайна, составляло, если не ошибаюсь, не менее двадцати. Я весьма обязан им за то, что они соблюдали ее до тех пор, пока расстройство дел моих издателей, господ Констэбл и К 0, и последовавшее предание огласке их бухгалтерских книг не сделало невозможным дальнейшее соблюдение секрета. Обстоятельства, связанные с моим признанием, были изложены публике во введении к «Хроникам Кэнонгейта». (*) ** «Хроники Кэнонгейта» (1827—1828) — цикл произведений Вальтера Скотта, в который вошли рассказы: «Вдова горца», «Два гуртовщика», «Дочь врача» и роман «Пертская красавица».

Цель настоящего издания была освещена в предуведомлении. У меня есть некоторые основания опасаться, что примечания, сопровождающие романы в том виде, в каком они теперь публикуются, будут сочтены слишком пестрыми и имеющими слишком личный характер... Некоторым извинением может послужить то, что настоящее издание предполагалось выпустить после моей смерти, а также то, что старикам дозволено бывает говорить долго, так как по закону природы им уже недолго остается говорить. При подготовке настоящего издания я сделал все, что было в моих силах, чтобы объяснить как характер источников, послуживших основой для моих романов, так и то, как я их использовал. Мне кажется маловероятным, чтобы я когда-либо пересмотрел или даже прочел эти книги. Поэтому я старался скорее улучшить настоящее издание за счет нового и пояснительного материала, дабы читатель не имел основания жаловаться, что эти данные имеют лишь общий и чисто формальный характер. Остается ждать, приобретет ли публика (подобно ребенку, которому показали часы), после того как она вдоволь налюбуется его внешностью, еще и некоторый новый интерес к этому предмету, когда его раскроют перед ней и покажут его внутренний механизм.