Владимир Голяховский - Чаша страдания

— Что сказать? У меня два больших сына, в медицину они не пошли. С женой у нас сложные отношения. Ни я, ни она никогда не были полностью счастливы друг с другом.

И опять, как когда-то очень давно, когда она только родила Лилю и приходила в институт просить академический отпуск, а он встретил ее и сказал, что после нее никого не любил, Мария с горечью почувствовала, что она, пожалуй, разбила жизнь хорошего человека.

Рюмина и Игнатьева везли на расстрел. Они сидели зажатые в тесных кабинках железного «ворона», как когда-то там сидели тысячи приговоренных и их предшественники Ягода и Ежов. Обычно карательный взвод стрелков под командованием лейтенанта не знал, кого привезут расстреливать: суды и приговоры проводились секретно. Но весной 1953 года на расстрел ждали команду «врачей-отравителей». И вот пришлось наставлять дула винтовок на своих бывших начальников. В газете появилось краткое сообщение: «Приговор приведен в исполнение». Строкой ниже сообщалось, что у врача Лидии Тимашук отобрали орден Ленина.

На суде Рюмин признался, что сфабриковал заговор «врачей-отравителей», что ему содействовали в этом Игнатьев и Берия. Он дал показания о том, как избивал членов Еврейского антифашистского комитета и профессоров Кремлевской клиники. Ему пришлось признаться, что из карьерных соображений он безосновательно обвинял тысячи людей, в том числе шведского дипломата Рауля Валленберга и советского сержанта Александра Фисатова. Документы на Валленберга были потеряны, по официальным сведениям его уже не было в живых, хотя ходили слухи, что его видели в каких-то тюрьмах. Его так никогда и не смогли найти. Сержанта Александра Фисатова было приказано разыскать в лагере, освободить, привезти в Москву.

Лиля все больше и больше влюблялась в Виктора Касовского. Она старалась быть поближе к нему на занятиях и на лекциях, ожидая хоть какого-то теплого слова или взгляда. Она даже сердилась на себя: «Жду от него ласки, как собачка от хозяина!» Но ничего не могла с собой поделать и опять подвигалась поближе — ее тянуло к нему как магнитом, магнитом влюбленности. Виктор был позером, при девушках вел себя довольно развязно, любил рассказывать двусмысленные, а то и просто циничные анекдоты, каких Лиля никогда раньше и не слышала. Девушки сердились:

— Витька, не хами!

Он отвечал, напуская на физиономию подкупающую наивную улыбку:

— Подружки, но вы ведь должны знать поговорку: курица — не птица, медичка — не девица.

— Ну тебя к черту…

Впрочем, некоторым из них его соленые шутки нравились, они охотно смеялись и кокетливо грозили ему пальчиком: видно было, что это их интересует.

Лиля смущалась больше всех. Она делала брезгливую гримаску, надувала губки и морщила носик. Он это заметил и часто поддразнивал ее, обращая свои остроты именно к ней. А она продолжала принимать эти подколки за знаки внимания, ей так хотелось.

В другой раз он подзывал их, показывая что-то:

— Дамы, дамы, смотрите сюда.

— Витька, мы еще не дамы, мы девушки.

— Да? Ну что ж, это ваша проблема, и она скоро решится. Только имейте в виду, что все дамы делятся на три категории: на «дам», «не дам» и «дам, но не вам».

— Опять ты за свое!

— А что такого? Вы должны знать, что вас ожидает. Запомните эти строчки:

— Откуда ты вычитал такую пакость?

— Я не вычитал, я сам сочинил.

— Так мы тебе и поверили, что сам!

Но постепенно все поверили, что он действительно сочиняет стихи. А любительница поэзии Лиля влюбилась в него из-за этого еще сильнее.

Однажды в перерыве между лекциями, стоя в холле, Лиля заметила его какой-то особенно пристальный взгляд: он как будто разглядывал и даже оценивал ее. Она смутилась, но ей стало приятно. А после лекции он невзначай сказал:

— А знаешь, Лилька, я впервые заметил, что у тебя, оказывается, красивые ноги — стройные и длинные.

Она залилась краской удовольствия и не знала, что ответить. Значит, он все-таки обратил на нее внимание. Надо было бы сказать в ответ что-то, чтобы привлечь его еще больше, но что?.. Через несколько дней, на занятиях по анатомии, Виктор сообщил:

— Ребята, девчонки, я сочиняю цикл стихов «Анатомия любимой». Про разные там женские анатомические детали. Хотите послушать первый стих под названием «Ножки»?

Мальчишки заранее заулыбались, предвкушая что-ни-будь не очень пристойное, а девушки нерешительно предложили:

— Ну давай, читай, если не очень неприлично.

— Подружки, что же может быть неприличного в ножках?

И он прочитал с ласковым и игривым выражением:

Ребята заржали, как молодые жеребцы, а девушки, хотя слушали с улыбкой, на последней строчке замахали на него руками и закричали:

— Дурак!.. У тебя всегда на уме одни непристойности! Как не стыдно сочинять такое!..

Пока он читал, Лиля слушала с наслаждением, она решила, что он написал это про нее и для нее. Но при такой неожиданной концовке она залилась краской до пунцовости — если это действительно про нее, то неужели это иносказательное предложение? Она отошла в сторону и украдкой вытерла слезы. Этого не заметил никто, кроме Риммы. Подруга сразу увидела реакцию Лили, поняла ее состояние:

— Не принимай близко к сердцу. Это все только поза.

А Лиля все втихомолку мечтала, чтобы Виктор угадал ее чувства. Она знала, что по натуре он позер, но Римма уверяла, что все мальчишки такие, это они напускают на себя лихость перед девушками. Она добавляла:

— Как самцы птиц — перед самочками.

Лиле было уже двадцать, Виктор стал первым мужчиной, к которому она почувствовала женское влечение. Кто знает, может быть, это он, тот, кто сделает ее женщиной? Как его привлечь? Римма говорила, что надо распространять вокруг себя флюиды… А как?..

Однажды Виктор неожиданно сам навел ее на мысль — как. Они шли втроем — он, Лиля и Римма — к станции метро «Дворец Советов» на бульваре и говорили про любовь: есть она на самом деле или нет. Он рассмеялся и сказал:

— Все поэты писали про любовь. Как раз прямо сейчас я тоже сочинил двустишие на эту тему. Всего две строчки, а мысль глубокая. Хотите послушать?