Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

— Арканами.

— Вы, никак, рязанцы?

— Пронские.

— Один хрен. А пленные кто?

— Рязанцы.

— Ну, полежи отдохни... — Юшка стукнул булавой по голове мужика, тот закатил глаза.

Монашек всё так же молился, стоя в пыли.

Юшка прицепил булаву на седло, достал из налучья лук, натянул тетиву, расстегнул колчан, извлёк стрелу и, скрываясь за мощным крупом коня, двинулся к лесу.

На опушке, поросшей кустарником, появился человек.

— Ну, что там, чего возитесь? — крикнул он.

Юшка, не отвечая, сделал ещё несколько шагов, приближаясь к нему.

— Эй, паря, стой, где стоишь!

Юшка замедлил шаг, наложил стрелу на тетиву, выскочил из-за коня и, не медля, выстрелил.

Человек на опушке упал со стрелой в шее. Юшка негромко свистнул, конь подбежал к нему, как собака, вспрыгнул в седло и поскакал к лесу. Второй разбойник, выбежавший на опушку, так и не успел понять, что происходит, рухнул со стрелой в груди — Юшка стрелял на скаку тоже хорошо.

«Если тать не соврал, остался один», — подумал Юшка, спрыгивая с седла.

Не соврал, понял он, выбегая на полянку: там стоял, напряжённо вслушиваясь, один человек. Двое пленников лежали, связанные по татарскому обычаю — спина к спине — у кустов, ещё один — у костра.

Юшка поднял лук — если тати сами лезут под стрелы, так поделом им! Последний разбойник рухнул головой в костёр — пущенная с близкого расстояния стрела вошла в грудь по самое оперение и при падении сломалась под тяжестью тела. Жаль, конечно, стрелы, — Юшка точил и клеил их сам, иногда на одну уходило чуть ли не два дня...

— Потерпите, мужики! — крикнул связанным. — У меня там недобитый остался!

Он выбежал из леска. Монашек всё так же молился поодаль, а тать уже начал приходить в себя — сидел, тупо поматывая головой. Юшка подбежал к нему, сорвал кушак, связал за спиной руки, рывком поднял, поставил на ноги, сказал, зловеще улыбаясь:

— Топай, не мне ж тебя тащить! — И крикнул монашку: — Святой отец, иди за мной, всё кончено.

На полянке ничего не изменилось. Юшка бросил взгляд на лежащего у костра — то был труп, страшно изуродованный: видимо, беднягу пытали. Подошёл к связанным, хозяйским глазом оценил настоящий волосяной ордынский аркан и принялся его распутывать, бесцеремонно переворачивая пленных.

— У тебя что, ножа нет? — прохрипел младший.

— Нож есть, но зачем добру пропадать.

Наконец он освободил пленникам ноги, и пока те, кряхтя, поднимались, деловито смотав аркан, свистнул — меж кустов продрался конь. Юшка подвесил на седло второй аркан и только после этого спросил:

— Как же это вас, троих мужиков, повязали?

— Заарканили, — коротко ответил младший. Видимо, он был главным в троице.

— Небось когда от воды ваши кони отряхивались? — догадался Юшка. Он и сам бы действовал так же, если б решил брать пленников на переправе.

Младший мрачно кивнул. Его лицо показалось Юшке чем-то знакомым. Бородка ухоженная, лоб высокий, чистый...

— Как звать тебя? За кого Бога молить, кому свечку ставить?

— Юшка.

— Юхим, что ли? — подал голос второй пленник.

— Не, Юрий значит.

— Где воевать научился?

— На меже... — ответил Юшка, вглядываясь в младшего. — А не Фёдор ли Олегович ты будешь?

— Он самый.

Фёдор произнёс это спокойно, однако Юшка заметил, как подобрался его спутник, стараясь незаметно придвинуться к оружию, лежащему у костра.

— Сядьте-ка, парни, в сторонку, на оружие не коситесь. Иначе у нас разговору не получится. Мне-то вы и вдвоём не страшны, однако зачем вас в соблазн вводить.

— Ты как со своим князем разговариваешь? — подал голос второй пленник, по облику воин.

— А он мне не князь.

— Ты ж рязанский, — удивился воин. И повторил, подчёркивая открытое «я» в слове «рязанский».

— Был я рязанским, пока твой батюшка, Фёдор Олегович, моего господина в монастырь не заточил, вотчины не лишил...

— Постой — ты не меченоша Степана Дебрянича, стольника и сотника?

— Он, знамо дело. Но всё равно, отойдите от оружия и сядьте в сторонке.

Бывшие пленники с видимой неохотой выполнили просьбу — сели в стороне.

— Мы со Степаном к Дмитрию Московскому отъехали, так что Олег Иванович мне теперь не указ.

— Жаль, что батюшка поспешил тогда. О Степане да и о тебе на меже до сих вспоминают добрым словом.

— Тебе откуда знать, Фёдор Олегович?

— Мне батюшка сторожевой полк под руку отдал.

— Что ж тебя, князь-воевода, сюда занесло? На московской меже у нас отродясь сторожей не было. Да ещё на этом берегу.

— К Дмитрию нас повезёшь?

— С Дмитрием мои пути разошлись.

— Что же вы так — с моим батюшкой Степан характером не сошёлся, с Дмитрием пути разошлись?

— Наше это дело... — нахмурился Юшка. — Не служу я ныне Дмитрию, вот и весь сказ.

Фёдор помолчал, разглядывая его. Перевёл взгляд на монашка, который всё это время хранил молчание.

— А где сам Степан?

— Зачем он тебе?

— Хочу службу ему предложить.

— В узилище бросил его Дмитрий, — неохотно признался Юшка. — Ещё до Тохтамыша. А после татарвы в Москве не то что человека, собаки живой не осталось.

Фёдор что-то обдумывал.

— А ты ко мне в таком разе не пойдёшь служить?

— Мы боярина Корнея кровно обидели.

— То моя забота. Решай. Я бы тебя дружинником взял.

Юшка задумался. Если бы можно было съездить в Тверь, посоветоваться с Пригодой... Но не признаваться же в желании спросить совета у жены двум этим воинам. Они только что видели его в деле, прониклись уважением. Стать дружинником сына великого князя! Сколько лет Степан пытался сделать Юшку полноправным дружинником. Добился одного меченоши. Предложение княжеского сына лестно и открывает им с Пригодой путь к возвращению на родину. Так чего же он думает? Он ведь всю жизнь принимал решение за Степана — почему боится сейчас принять решение за себя? И всё же Юшка ещё немного потянул с ответом:

— А дружина большая?

— С ним было две дюжины. — Фёдор указал на труп своего второго спутника.

— Его пытали? Он тоже? — Юшка указал на связанного пленника.

— Да.

— Если я всё скажу, вы меня пощадите? — заговорил торопливо тот, поймав на себе взгляды.

— Что скажешь?

— То, что для вас важно. Пощадите?

Юшка вопросительно глянул на князя.

Тот неопределённо пожал плечами.

— Говори! — приказал Юшка.

— Скоро ещё пятеро наших вернутся. Помилуй, батюшка-князь! Помилосердствуй! Всеми святыми клянусь, не буду больше лиходействовать! С голоду пухли после Орды проклятой...

— Где наши кони? — спросил спутник князя.

— Там, на дальней полянке... стреноженные... все вместе пасутся.

— Веди!

Тать торопливо вскочил на ноги и поспешил в кусты, подальше от страшного человека, расправившегося с разбойниками, словно с малыми ребятами.