Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

В жестокой битве Олегу Ивановичу удалось поквитаться за поражение на Скорнищевом поле: москвичам, потеряв многих бояр, воевод, доблестных воинов, пришлось отступить. А ведь возглавлял московское войско доселе не знавший горечи поражения Владимир Серпуховской, прозванный народом после Куликова поля Храбрым.

Это была полная победа!

Однако Олег Иванович полагал, что это только начало. Следовало развивать успех. А для этого надлежало в помощь полкам собрать ополчение, распределить сотни по всей Коломенской волости так, чтобы на сто закалённых воинов пришлось бы по двести ополченцев, найти воевод и сотников, десятников и старших обозников.

Великий князь трудился, как никогда раньше, укрепляя своё положение в Коломенской волости. С раннего утра писцы уже сидели, перебеливая его грамотки, десятки гонцов ждали только знака, чтобы прыгнуть в седло и мчаться с поручением, неотступно ходил Кореев, подхватывая на лету распоряжения, и, как всегда, во времена удачи, повсюду, радостные и оживлённые, крутились бояре, стараясь заглянуть в государевы глаза.

Всё молодило и веселило душу.

Только Юшка немного смущал. В бою он оказался незаменимым. У Олега Ивановича появилось такое ощущение, что слева у него вырастает в сражении незримая каменная стена.

А всё остальное время был хмур и молчалив, стараясь не попадаться великому князю на глаза.

«Так и не простил мне Степана, — думал Олег Иванович. — Не простил, но не предаст, не в его натуре».

Все поступки Олега Рязанского ставили Дмитрия Московского в тупик. Не сумели помочь советом ни премудрый Боброк-Волынский, ни двоюродный брат Владимир Серпуховской, ни Тимофей Вельяминов.

Олег сидел в Коломне, неторопливо назначал своих тиунов в сёла, осваиваясь и укрепляясь. Видно, решил ограничиться одной Коломенской волостью и, прикрываясь давними межевыми спорами, оттяпать её у Москвы. Уж больно богата была Коломна: все московские товары, идущие к волжским городам водным путём, перехватывала и брала обильное мытное...

Давно не чувствовал себя Дмитрий Иванович таким бессильным. Озабоченный, он не замечал даже, что любимая дочь, Софья, в последнее время, с начала неудачной войны с Рязанью, с лица спала.

А княжна Софья совсем извелась. Причину тому ведала лишь матушка, великая княгиня Евдокия, что когда-то, на празднике под Серпуховом, вместе с Ефросиньей Рязанской то ли в шутку, то ли всерьёз сватала Фёдора и Софью. А девочка приняла всё за чистую монету и после нескольких приездов княжича в Москву и Серпухов влюбилась в него без памяти. Ныне ходила как тень, прислушиваясь к малейшим слухам оттуда, из Коломны.

Счастье хоть, что не участвовал Фёдор в сражениях. Лазутчики доносили, что оставил его Олег Иванович на столе вместо себя. То было понятно — русские князья, уходя на войну, большую ли, малую, оставляли на столе наследника, дабы не вышло, в случае гибели, замятии вокруг власти.

На богомолье к преподобному отцу Сергию в Радонеж великая княгиня отпустила дочь даже с радостью — авось немного развеется Софьюшка. Что ей по терему мыкаться, слухи ловить, на взволнованные лица бояр и воевод глядеть.

Выехали на зорьке. Апрель выдался жарким. Дороги, раскисшие после мартовских снегопадов, подсохли, если повезёт, то к вечеру можно было приехать в Радонеж.

В возках неимоверно трясло, Софья и молодые боярыни с радостью пересели на коней. Когда проехали богатое Мытищное село, где жили мытники, поднялось солнце, настроение улучшилось, появилась вера, что отец Сергий поможет. Софья, отличная наездница, поскакала вперёд, забавляясь тем, как вдруг всполошились воины охраны.

Отец Сергий, знавший Софью с детства, принял её ласково, попенял, что не послала гонца уведомить. Теперь придётся келарю крутиться, дабы без обиды срочно высвободить гостевые кельи на разросшемся подворье, — идёт и идёт нескончаемо к монастырю народ молиться каждый о своём. А перед Богом все равны, и не может он, смиренный его слуга, даже ради любимого чада потеснить простого смерда, приехавшего из далёких земель молить о чуде.

Ночью Софья спала как убитая. На рассвете подняли, она отстояла со всеми монахами обители заутреню. Затем отец Сергий повёл её, размягчённую душой после молитв и торжественной службы, исповедаться.

А в чём безгрешной, доброй, чистой девушке признаваться на исповеди? Только в одном — в налетевшей сладкой грозой любви к сыну извечного врага Московского княжества Олега Рязанского и в тайных помыслах о нём. Исповедь кончилась бурными слезами...

Вместе с немного успокоившейся княжной в Москву приехал доверенный монах отца Сергия. Он передал великому князю пожелание настоятеля отслужить большой молебен о ниспослании мира на земли Московскую и Рязанскую.

В сентябре 1386 года, оставив Владимира Серпуховского на столе, Дмитрий Иванович всем двором выехал в Радонеж.

Но мудрый отец Сергий не ограничился одним молебном. Несколько дней служил он обедни о ниспослании мира и спокойствия на Русь. Наконец заговорил с Дмитрием Ивановичем о необходимости примирения с Олегом Рязанским.

— Он меня ныне и слушать не станет, его верх, его воля, — ответствовал Дмитрий задумчиво.

— А меня? — огорошил внезапным вопросом отец Сергий.

Получалось так, что Дмитрий согласен на замирение и всё дело в том, кто поведёт с Олегом переговоры.

— Кто же тебя на Руси осмелится не слушать, — попытался уйти от ответа великий князь.

К разговору о мире с Рязанью он не был готов и теперь мучительно прикидывал, во что может обойтись вмешательство святого старца — с потерей Коломны Дмитрий согласиться никак не мог.

— Вечный мир в границах от дедов, — сказал отец Сергий, словно прочитав его мысли.

«От дедов — получается, что Лопасня Олегу отойдёт», — сразу же сообразил Дмитрий.

— Ты не торгуйся, сын мой, — опять прочитал его мысли Сергий. — Верю я, что Москве и Рязани порознь не быть.

— Мне сотник Степан о том же твердил, — удивлённо вымолвил великий князь, сам не понимая, почему он это говорит.

— Старец Софоний? — показал знание происходящего в монашеской середе отец Сергий.

— Он самый, святой отец.

— Мученическую смерть за своё убеждение Софоний принял. — Отец Сергий как бы ставил точку в бесполезном споре о нужности или ненужности мира между двумя стоящими на меже с Ордой княжествами.

— Единение — то было бы лепо... — задумчиво произнёс Дмитрий. — Мы бы тогда...

— Вот и ладно, — ласково улыбаясь, перебил его отец Сергий. — Завтра же, отслужив заутреню, поеду в Рязань. — Он предпочёл по-своему истолковать изумлённо вскинутые брови Дмитрия Ивановича: — Стар я уже в такую даль пешком ходить...