Кальман Шандор - Позорный столб (Белый август)

Он тоже недолго оставался в кухмистерской; расплатился и ушел. До четырех часов ему удалось выполнить еще два поручения Богдана; он отправился к сыну какого-то директора банка, обитавшему в квартире из пяти комнат, которого, должно быть, считали сочувствующим, но тот малодушно указал Эгето на дверь. Затем у него состоялось свидание с пожилым кладовщиком одного магазина; они разговаривали, уединившись в пустом складском помещении. Потом он приобрел себе кепку и надел ее, слегка сдвинув набок. Сейчас он походил на одного из многих тысяч бездомных бродяг, одетых в поношенный военный китель и без дела шатающихся в этот день по венгерской столице.

К дому Всевенгерского союза торговых служащих на улице Вёрёшмарти он подошел лишь в четверть пятого. Ему показались подозрительными какие-то два типа, он не исключал возможности, что они следят именно за ним, и поэтому сделал огромный крюк, выскочил на ходу из одного трамвая и на ходу же вскочил в другой. Выйдя из трамвая, он убедился, что слежки нет. У здания союза прохаживались люди; это были безработные торговые служащие, они лениво переговаривались и сплевывали прямо на тротуар шелуху подсолнуховых и тыквенных семечек. Среди них попадались щеголи с маленькими усиками, одетые по последней моде: стеклянные пуговицы, шелковый яркий жилет, высокий крахмальный воротничок и соломенная шляпа, — это были бывшие приказчики универсальных магазинов; большинство же имело потертый вид — приказчики бакалейных, скобяных, писчебумажных, галантерейных, обувных магазинов, кладовщики кожевенных заводов, инкассаторы и так далее. Был вторник, день выплаты пособий по безработице, и в этот день неизменно множество людей собиралось перед зданием союза. Какой-то немолодой тугоухий человечек делал прогноз, как отразится политический переворот на магазине подержанной мебели на площади Телеки.

Наверху, в союзе, эти дневные часы являлись официальным временем работы биржи труда; в последние дни ее деятельность сводилась к пустой формальности, ибо были только предложения, а спроса не было. При всем том люди автоматически продолжали являться на биржу.

На лестничной площадке, в коридоре и большой приемной профсоюза толпились мужчины; они переговаривались в ожидании, когда откроется касса и бюро учета.

Эгето постучал в дверь кабинета второго секретаря профсоюза Форета и вошел без приглашения. Он направился прямо к письменному столу в чернильных пятнах.

— Мне нужен Берталан Надь, — обратился он к сидящему за столом человеку, комкая в руках кепку.

Секретарь перестал писать, на секунду поднял глаза и тут же вновь склонился над бумагой. Эгето, однако, заметил, что секретарь краешком глаза наблюдает за ним, а перо просто держит в руке.

Воцарилось томительное молчание.

— Кто это? — наконец спросил секретарь.

— Берталан Надь. Он ждет меня здесь.

— Не знаю, — помедлив, сказал секретарь. — У нас по меньшей мере полсотни членов с фамилиями Надь, Ковач, Киш. Он что, торговый служащий? Да?

— Нет, — сказал Эгето.

— А кто? — спросил секретарь и пожал плечами.

— Ну что ж, пожалуй, вы правы! — сказал Эгето, помедлив, и направился к выходу.

— Курсы эсперанто, последняя дверь налево, стучать четыре раза, — неожиданно, словно про себя, пробормотал секретарь, не поднимая головы от бумаги.

В большой приемной у. окошка кассы дожидались человек двенадцать. В конце коридора, ведущего налево, была низкая, оклеенная обоями дверь; когда Эгето постучал, она открылась не сразу, ему пришлось подождать минуты две. Потом какой-то человек в очках чуть высунул голову.

— Эсперанто? — спросил он.

— Я ищу своего коллегу Берталана Надя.

Очкастый смерил Эгето взглядом, что-то сказал, повернувшись назад, и в дверях появилась голова наборщика.

— Входите же, — сказал он, улыбаясь.

В небольшой комнате, выходящей окном во двор, было так накурено, что хоть топор вешай. У окна с потускневшими стеклами за ветхим письменным столом сидел седовласый мужчина, перед ним лежали учебник по эсперанто и несколько тетрадей; человек восемь сидели на стульях, расставленных в беспорядке.

— Как же отличить прошедшее время? — спросила какая-то женщина.

Седовласый мужчина не ответил; он искоса поглядывал на Эгето.

Очкастый тем временем запер дверь на ключ. В комнате стояла какая-то напряженная тишина; Эгето примостился на пустом стуле рядом с Надем, огляделся и с некоторым удивлением заметил, что все присутствующие бросают на него вопросительные взгляды. За исключением Берталана Надя, ему был здесь знаком лишь один человек, которого он знал еще с февральских дней, — они встречались в доме, где помещался комитет коммунистической партии, на улице Вишегради; он кивнул ему. Встречал Эгето и седовласого человека, сидевшего за письменным столом: это был инженер, он принимал активное участие в антимилитаристском движении еще в конце семнадцатого года, должно быть, как член кустового фабрично-заводского комитета, а во время Советской власти занимал высокий пост в народном комиссариате общественного производства; он дважды приезжал в город В. Была в комнате одна девушка с каштановыми, гладко зачесанными назад волосами, ее он никогда раньше не видел, но позже узнал, что она студентка философского факультета, член Общества студентов-социалистов и очень отважный товарищ. Рядом с ней сидел длинноволосый юноша в черной косоворотке, какой-то поэт; этот беспрестанно морщил от дыма нос и вел себя несколько развязно. Его соседка, немолодая особа со скорбным лицом, то и дело сморкалась в носовой платок и поверх его поглядывала на Эгето; за ее спиной в самый угол забился мужчина в добротном черном костюме. У стены, подле знакомого Эгето, сидел молодой человек в рубашке с отложным воротничком. У двери устроился очкастый, который его впустил. Над головами собравшихся висели плотные клубы дыма.

Казалось, молчанию не будет конца, не будет конца и переглядываниям.

— Итак, любезные… мои слушатели, — откашлявшись, заговорил наконец седовласый, но взгляд его по-прежнему был прикован к Эгето. — Мы, кажется, хорошо поняли друг друга.

Он опять выждал некоторое время. Слушатели ерзали на стульях и продолжали переглядываться; юноша в косоворотке что-то шепнул соседке.

— Мы все желаем изучить эсперанто… и ничего иного! — подчеркнул седовласый. — Коллега тоже? — неожиданно обратился он к Эгето.

Только сейчас Эгето сообразил, в чем дело, и вспыхнул. Они не доверяют ему! Он вопросительно смотрел на Надя.

Тогда поднялся его давний знакомый и подошел к седовласому. Они о чем-то пошептались, несколько раз взглянув на Эгето, а он сидел растерянный, так как чувствовал, что уйти невозможно, но и оставаться… Он ткнул в бок Надя, который втянул его в эту нелепую историю.