Владимир Голяховский - Семья Берг

— Шуренок ты мой, как же ты один поедешь? Ты ведь такой непрактичный.

— Мамочка, но я же окончил рабфак.

— Ах, это совсем другое дело — это учеба. Для учебы нужна голова — копф и задница — тохес (она вставляла в речь слова еврейского жаргона идиш). Учиться ты умеешь, а чтобы научиться жить — для этого нужен опыт.

— Но, мамочка, я же и еду как раз за опытом.

— Да, но ехать одному и жить в чужом большом городе — это опасно. Ты ведь совсем не знаешь людей. Послушай меня — в дороге будь осторожен, не заводи ни с кем дружбы, не заглядывайся на девушек. Ох, эти современные девушки! Это же не девушки, а анекдот, они способны погубить любого! А ты такой восторженный и такой красавчик.

— Мамочка, ну какой же я красавчик? Я обещаю, что не буду заглядываться на них. Не волнуйся, мамочка.

— А как приедешь в Москву, сразу найди моего племянника Павлушу Берга. Павлуша всегда был добрый человек, он твой троюродный брат и во всем тебе поможет. Павлуша герой войны, у него есть орден, он стал полковником, потом стал профессором истории. Он гордость всех нас, его родственников. Его жену зовут Мария, она из хорошей еврейской семьи, и мне рассказывали, что она работает доктором.

Она уже много раз рассказывала это, но об аресте Павла не знала, связи между ними давно не было.

Большой Белорусский вокзал и площадь, по которой сновали десятки автомобилей, произвели на провинциального Сашу большое впечатление. Но куда идти? В адресном справочном бюро при вокзале ему дали адрес с фамилией Берг — Спиридоньевская улица, дом 21, квартира 10. Он нашел улицу на вывешенной тут же карте и пошел пешком. С радостной простодушной улыбкой провинциала и с небольшим чемоданом в руке он появился перед Марией:

— Здравствуйте, вы, наверное, тетя Мария? А я Саша Липовский, брат Павлуши, из Витебска.

Мария слышала об этих родственниках, но никого из них не ожидала:

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста.

— Тетя Мария, вы можете говорить мне «ты», я ведь намного младше вас. А Павлуша дома?

— Нет, его нет. Да вы садитесь.

— Тетя Мария, говорите мне «ты».

— Ну хорошо. Ты когда приехал?

— Да я к вам прямо с вокзала. Видите ли, я закончил рабфак, отличником, — и добавил, опустив глаза: — А теперь хочу поступать в юридический институт, чтобы изучать законы.

— Ах, вот что. Это очень хорошо.

— А Павлуша скоро придет?

— Нет, не скоро. Саша — так тебя зовут?

— Можете говорить мне «Шурик», дома меня все так называют.

— Лучше я буду говорить «Саша». Значит, у тебя большие планы на жизнь, это очень, очень хорошо.

— Да, знаете, я много слышал от мамы про Павлушу, как он пробился, стал и героем, и профессором. Его жизнь для меня как пример. В нашем советском обществе можно всего добиться. Как поется в «Песне о Родине»: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет». Верно ведь? Вот и я хочу добиться, чтобы у меня был такой же успех в жизни, как у Павлуши.

Лиля вышла из своего угла, где играла с плюшевым мишкой, и стала рядом с мамой.

— А это ваша дочка?

— Да, это наша с Павлом дочка.

— Как тебя зовут?

— Меня зовут Лиля. А тебя как?

— Меня зовут Саша, я твой дядя.

Мария поняла, что Саша рассчитывал остановиться у них, и быстро решала —~ что и как надо делать; конечно, придется ненадолго его принять — нельзя же выбросить на улицу. Но все-таки надо ему рассказать, почему Павла нет. Только не при Лиле.

— Саша, ты, наверное, голоден?

— Да, знаете, не откажусь, если угостите, тетя Мария. Мама напекла мне очень вкусных пирожков, но я все съел.

— Я тебя угощу. Ты пока побеседуй с Лилей, а я приготовлю что-нибудь.

Саша заговорил с девочкой, как обычно говорят с маленькими детьми:

— Сколько тебе лет, Лилечка?

— Мне восемь. А тебе?

— А мне уже восемнадцать.

— Я до стольки считать не умею. Это много?

— Еще не очень много. А ты своего папу любишь?

— Люблю. И маму тоже люблю.

— Ну конечно. Твой папа очень большой человек.

— Я не помню, какой он большой.

— Как же ты не помнишь своего папу?

— Не помню. Он уехал очень давно, мне тогда было шесть лет, а теперь мне восемь. Мы раньше жили в большой квартире, а теперь живем в одной комнате.

Эти сведения от ребенка озадачили гостя:

— Куда же папа так надолго уехал?

— Я не знаю. Мама говорит, что он вернется, мы ждем-ждем, а он никак не возвращается.

— Так вы живете без папы?

— Да, без папы. Мама работает, а я хожу в группу и учу немецкий язык.

Саша учил немецкий язык на рабфаке и мог немного разговаривать.

— Тогда давай говорить по-немецки.

— Давай. Я сама прочту тебе стишки:

Вернулась Мария с кастрюлькой в руках:

— Несу тебе горячий суп. Ну, как вы тут побеседовали с Лилей?

— Спасибо, тетя Мария. Мне Лиля сказала, что Павлуша уехал куда-то. Наверное, государственное задание, да?

— Да, государственное задание. Ты ешь, я тебе потом расскажу.

Когда Саша жадно уплел тарелку супа и разогретую котлету, она предложила:

— Пойдем, Саша, погуляем, я тебе покажу наш пруд и сквер.

Лиля запросилась с ними, но Мария оставила ее дома:

— Нам надо поговорить с дядей Сашей.

Пока шли вниз и по улице, она ничего не говорила, но Саша много и возбужденно болтал:

— Спасибо вам за супчик и котлетку, тетя Мария. Ваш супчик очень вкусный. Моя мама умеет делать такой куриный супчик, что пальчики оближешь. Настоящий еврейский куриный супчик. Все соседи говорят, что лучше Софьи Абрамовны никто куриный супчик не делает. Это мою маму так зовут — Софья Абрамовна. Только вот курочка у нас бывает редко, мы очень бедные. Я мечтаю, что когда стану юристом, буду покупать маме курочку каждую неделю и она будет делать свой замечательный куриный супчик. Тогда мы пригласим вас с Павлушей к нам и угостим маминым куриным супчиком. Вы приедете?

— Спасибо, конечно, приедем.

Мария слушала, в голове у нее пульсировала его восторженная речь: «Супчик, супчик, супчик…», и она думала: «Такой симпатичный, наивный и восторженный парнишка, он так обожает образ Павла, так верит в него, а теперь я должна огорошить его своим рассказом об аресте, разбить тонкий сосуд его восторженности грубым кирпичом правды жизни». Они вышли в Патриарший сквер, Мария увидела пустую скамейку под липой, вблизи никого не было:

— Давай, Саша, сядем здесь и поговорим. Ты только не удивляйся тому, что я скажу, и не говори громко, чтобы нас не слышали. Видишь ли, я хочу тебе сказать… — непросто было говорить об этом с незнакомым мальчиком-идеалистом, обожателем образа своего родственника, — видишь ли, дело в том, что Павла арестовали в тридцать восьмом году и я до сих пор не знаю, где он, жив ли он.