Ольга Славянка - Хозяин с кифарой

Никандр молча ушел и затем вернулся с плеткой. Все ахнули — неужели он решился на этот шаг для устрашения своего хозяина? Ведь в данный момент хозяин был, по сути, его пленником, и он мог делать с ним что угодно. Однако Никандр молча подал хозяину плетку и стал раздеваться. Он сбросил с себя плащ, затем в гробовой тишине сбросил с себя тунику, и так остался стоять голым перед хозяином. Когда до того наконец дошло, что произошло, у него на глазах выступили слезы.

— Скорее оденься, оденься, — повторял хозяин, бросив плетку в угол, — ведь ныне я твой пленник.

Никандр немного помедлил и стал одеваться.

И тут вмешался Квинт Лентул:

— Публий Домиций, — обратился он к хозяину (я забыл ранее упомянуть, что хозяина Никандра звали Публий Домиций) — Никандр по большому счету прав. Ты певец и живешь в несколько театральном мире, так сказать, витаешь в облаках. Но сейчас, по сути, война. На войне убивают. Считай, что Аристид перебежчик. Наверно, это нехорошо. Может, он принимал, а может, и не принимал участие в убийстве Максима Тулиана. В любом случае, он глубоко раскаялся. Он хочет помочь римлянам — и он может им помочь. Если римляне заведут разведчика в штабе Спартака, то это может спасти тысячи жизней. Что значат твои амбиции по сравнению с тысячами жизней? Конечно, Аристиду нужна была уверенность в том, что свободные римляне выступят свидетелями того, что существовало завещание Максима Тулиана, ибо на самом деле, как ни зарывай его в землю, оно может как-нибудь пропасть. И если он доживет до победы римлян, то мы с тобой подтвердим, что видели завещание своими глазами.

Речь Квинта Лентула успокоила Публия Домиция, и у всех отлегло на душе.

Леонид поцеловал руку своему хозяину, Никандр и Фульвия — своему, и все разошлись спать.

Так римляне обрели разведчика в штабе Спартака.

Ночь прошла без приключений. Утром Фульвия отправила меня на разведку:

— Сбегай на форум и узнай, что делается. Но если дерутся, обходи стороной, а если на улицах бьются мечами, немедленно возвращайся домой.

И я отправился на форум. На улицах тут и там валялись трупы римлян и солдат Спартака — их никто не убирал. Но их вид меня не пугал. Дети, привыкшие к виду покойников, не так переживают из-за них, как взрослые, — что я понимал тогда в смерти? Видимо, горожане все-таки оказали сопротивление. Они также, видимо, выплескивали на головы солдат Спартака что было под рукой, ибо мостовая была как никогда раньше залита помоями, дегтем и нечистотами. На улице Романи, что идет от поворота у двухэтажного каменного дома, я повстречал Леонида — он был одет в плащ с капюшоном и направлялся туда же, на форум. Леонид меня узнал и расспросил, куда я иду, а узнав, погладил по голове как маленького со словами: «Эх, детка, война — не детская забава». Он, видимо, был мягким, сердечным человеком, и я проникся к нему симпатией, и мне спокойнее было идти вместе с взрослым, чем одному.

Когда мы пришли на форум, на нем орудовали люди Спартака — они оцепляли колышками и веревками часть площади трибуны у дома префекта. А на форум отовсюду стекался народ. В основном это были рабы. Многие рабыни нацепили на себя шелковые одеяния и украшения своих хозяек и раскрасили лица белилами и румянами, так что видом своим напоминали павлинов — с таким же гонором и криками (неприятными): создавалось впечатление, что они соревновались в безвкусице. Пришли также бродяги и свободные пролетарии [15] Население Рима состояло из патрициев, плебеев, пролетариев и рабов. Пролетариями были люди, у которых не было никакого имущества. Это были самые бедные, но свободные люди. — эти лузгали орешки и отпускали тупые остроты. Наконец толпа расступилась, и на площадь с когортой охранников на белом коне въехал сам Спартак. Одет он был так же, как и при въезде в город, — в кольчугу и пурпурный плащ, а на голове его красовался шлем с павлиньими перьями. Спартак въехал на коне на трибуну (она была достаточно широкой) и в знак приветствия стал размахивать над головой вынутым из ножен мечом. Толпа встретила его гулом: одни что-то кричали, другие хлопали в ладоши. От свиты отделился трубач и торжественно протрубил в рог три раза. Другие конные попутчики Спартака с плетками прочесали толпу, призывая к тишине и без стеснения огревая плетками ее нарушителей. Когда гам смолк, Спартак громогласно обратился к народу с речью:

— Рабы! Я дарую вам свободу. Отныне вы — свободны! Я разрешаю вам бить, грабить и убивать своих хозяев. Хватит им издеваться над нами! Они того заслужили!

Со всех сторон раздались вопли одобрения. Рабы смеялись, размахивали руками, подпрыгивали от счастья, хлопали в ладоши и обнимали друг друга. Я взглянул на Леонида. Мне трудно сказать, какие чувства выражало его лицо — скепсис или мрачность, но только оно не было весело.

Затем конные охранники, пробираясь сквозь толпу, снова призвали народ к тишине, и Спартак продолжал:

— Отныне я — единственный ваш повелитель. Хозяева больше для вас никто. Но свободу нужно защищать. Рабы, вступайте в ряды моей армии! В городе достаточно бронзовых статуй, чтобы вылить из них копья всем добровольцам! Ура! [16] «Ура» римляне произносили как «эвакс» (euax).

— Ура! — гулом отозвалась ему толпа.

Спартак говорил что-то еще, но мы стояли поодаль, так что его голос терялся в гуле. Затем стали перебираться за кордон те рабы, что хотели присоединиться к армии Спартака. Люди Спартака раздавали им красные ленточки. Но вот туда же за кордон перелез бродяга в лохмотьях. Он закричал:

— Я римлянин, но беден, как мышь, что живет в храме Аполлона. Хочу грабить богатеньких вместе с твоим войском! Чтобы мне разжиреть хотя бы до ранга крысы, а то в мышах больно обидно ходить!

Толпа рассмеялась. Те, кто раздавал ленточки, несколько замешались, и один из них подошел посоветоваться к Спартаку. Но тот категорически мотнул головой, и кто-то из его свиты громогласно объявил:

— Мы сражаемся за свободу, а свободным римлянам она не нужна. Поэтому в нашем войске место лишь рабам [17] Аппиан пишет, что Спартак не принимал перебежчиков. Видимо, он боялся принимать в армию свободных граждан. .

В это время Леонид дернул меня за тунику.

— Хватит глазеть, пошли! — сказал он тихо.

Мы стояли в хвосте толпы, так что выбраться нам было нетрудно. Мы пошли обратно окольными переулками и дворами, избегая широких улиц.

— А ты теперь свободен, — сказал я Леониду.

Тот в ответ лишь махнул рукой:

— Это такая свобода… Настоящая свобода — это когда ее получают по закону. А когда дезертир и гладиатор становится диктатором, ему убить что муху, что человека — раз плюнуть; поэтому, считай, в рабство попадает все население страны.