Бернард Корнуэлл - Столетняя война

Томас рассмеялся и тут же пожалел об этом, поскольку ребра пронзило болью. Он выругался и, извинившись перед Жанеттой, снова обратился к священнику:

— И как же, во имя Господа, мне сдержать свое обещание, святой отец? Я ведь даже не знаю, что за сволочь украла копье.

— Какая сволочь? — спросила Жанетта, уловив только это слово. — Сэр Саймон?

— Он сволочь, — признал Томас, — но не единственная.

И он рассказал про копье, про тот день, когда вся его деревня была перебита, про умирающего отца и про человека, поднявшего флаг с тремя желтыми ястребами на синем фоне. Разбитые губы мешали говорить, он рассказывал медлен' но. А когда закончил, Жанетта пожала плечами.

— Значит, ты хочешь убить этого человека, так?

— Когда-нибудь.

— Он заслуживает смерти, — признала Жанетта.

Удивленный этими словами, Томас посмотрел на нее заплывшими глазами.

— Вы его знаете?

— Его зовут мессир Гийом д'Эвек.

— Что она говорит? — спросил отец Хобб.

— Я его знаю, — мрачно продолжила Жанетта. — В Кане, откуда он родом, его иногда называют рыцарем моря и суши.

— Потому что он сражается и там и там? — догадался Томас.

— Он рыцарь, — сказала Жанетта, — но также и морской грабитель. Пират. У моего отца было шестнадцать кораблей, и Гийом д'Эвек украл три из них.

— Он воевал против вас? — удивился Томас. Жанетта кивнула.

— Он считает, что любой не французский корабль — вражеский. А мы бретонцы.

Томас посмотрел на отца Хобба и беззаботно проговорил:

— Вот видите, святой отец, чтобы сдержать обещание, мне нужно всего лишь сразиться с рыцарем моря и суши.

Отец Хобб не понял, о чем они говорили по-французски, но грустно покачал головой:

— Как ты выполнишь свое обещание, Томас, — это твое дело. Но видит Бог, ты дал обет, а я смотрю, что ты не слишком-то стремишься его исполнить. — Он потрогал деревянный крест, что носил на кожаном ремешке на шее. — А что мне делать с сэром Саймоном?

— Ничего, — ответил Томас.

— Я должен, по крайней мере, сообщить Тотсгему! — убеждал священник.

— Ничего не надо, святой отец, — настаивал Томас. — Пообещайте мне.

Отец Хобб подозрительно посмотрел на него.

— Уж не думаешь ли ты отомстить сам, а?

Томас перекрестился и застонал от боли в ребре.

— Разве наша Мать Церковь не учит нас подставлять другую щеку?

— Да, — с сомнением проговорил отец Хобб, — но она не оправдывает того, что сегодня совершил сэр Саймон.

— Мы развеем его гнев своей кротостью, — смиренно сказал Томас.

Отец Хобб, впечатленный этим проявлением истинного христианства, согласно кивнул.

Жанетта, насколько могла, следила за их разговором и уловила его суть.

— Вы обсуждаете, что сделать с сэром Саймоном? — спросила она Томаса.

— Я убью гада, — по-французски ответил он.

Жанетта поморщилась.

— Хорошая мысль, англичанин. Ты станешь убийцей, и тебя повесят. И тогда, слава Господу, станет двумя англичанами меньше.

— Что она говорит? — спросил отец Хобб.

— Она согласна, что я должен прощать своих врагов, святой отец.

— Добрая женщина, — кивнул отец Хобб.

— Ты действительно хочешь убить его? — холодно спросила Жанетта.

Томас вздрогнул от боли, но все же она была не столь сильной, чтобы он не почувствовал близость Жанетты. С этой женщиной трудно, решил он, но она прелестна, как весна. Подобно остальным стрелкам Скита, Томас таил несбыточные мечты узнать ее получше. А ее интерес давал ему шанс.

— Я убью его, — заверил он графиню, — а убив, верну вам доспехи и меч вашего мужа, госпожа.

Жанетта нахмурилась.

— Ты способен сделать это?

— Если вы поможете.

Она состроила гримасу:

— Каким образом?

И Томас рассказал ей. К его удивлению, Жанетта не ужаснулась и не отвергла эту идею, а согласно кивнула.

— Это действительно может получиться, — чуть помолчав, сказала она. — Это должно сработать.

Так сэр Саймон объединил своих врагов, а Томас нашел союзника.

Жанетту окружали враги. У нее был сын, но все прочие, кого она любила, умерли, а оставшихся она ненавидела. В первую очередь, конечно, англичан, захвативших ее родной город. А также Бела, стряпчего. И шкиперов, обманывавших ее. И чернь, пользовавшуюся присутствием англичан, чтобы не платить оброка. И городских купцов, требовавших уплаты долга — денег, которых у нее не было. Она была графиней, но ее титул ничего не значил. По ночам, размышляя о своем положении, она мечтала встретить великого воина, возможно, с герцогским титулом, который войдет в Ла-Рош-Дерьен и накажет одного за другим всех ее врагов. Она рисовала себе приятные картины, как ее мучители скулят от страха, молят о жалости и не получают прощения. Но приходил рассвет, и никакого герцога не было, враги не проявляли страха, и беды Жанетты оставались все теми же. Пока Томас не пообещал ей убить одного, самого ненавистного врага.

В результате ранним утром после разговора с Томасом Жанетта отправилась в штаб Ричарда Тотсгема. Она пришла пораньше в надежде, что сэр Саймон Джекилл будет еще спать. И хотя было важно, чтобы он знал о цели ее визита, ей не хотелось с ним встречаться. Пусть узнает о ее намерениях от других.

Штаб, как и ее собственный дом, выходил к реке Жоди, и во дворе на берегу, несмотря на ранний час, уже выстроилось с пару десятков просителей, ищущих милости у англичан. Жанетте велели подождать вместе с другими.

— Я графиня Арморика, — надменно заявила она секретарю.

— Вы должны ждать, как остальные, — ответил тот на ломаном французском и сделал еще одну зарубку на высокой жерди, где отсчитывал вязанки стрел, выгруженных с лихтера, который поднялся по реке из глубоководной бухты в Трегье.

Второй лихтер привез бочки с копченой селедкой, и 5Канетту передернуло от рыбного запаха. Английская еда! Селедку даже не выпотрошили перед копчением, и рыба в бочке покрылась желто-зеленой плесенью, но стрелки поедали ее с удовольствием. Жанетта постаралась оказаться подальше от вонючей рыбы и подошла к дюжине горожан, которые пилили на козлах длинные бревна. Один из плотников когда-то трудился на отца Жанетты, хотя обычно был слишком пьян, чтобы удержаться на работе больше нескольких дней. Он был бос, имел горб и заячью губу, хотя, когда был трезв, справлялся с работой не хуже других.

— Жак! — окликнула его Жанетта и спросила по-бретонски: — Что ты делаешь?

Жак откинул со лба прядь волос и неловко поклонился.

— Вы хорошо выглядите, госпожа. — Лишь немногие понимали его речь, так как раздвоенная губа искажала слова. — Ваш отец всегда называл вас своим ангелом.

— Я спросила, что ты делаешь.

— Лестницы, моя госпожа, лестницы. — Плотник вытер рукавом нос. На шее у него была гнойная язва, и запах от нее шел не лучше, чем от копченой селедки. — Им нужно шесть таких длинных лестниц.