Бернард Корнуэлл - Столетняя война

На третье утро после обвала туннеля вдруг заговорили пушки на городских стенах: гарнизон зарядил разом все орудия и теперь палил по англичанам единым залпом, так что весь Гарфлёр заволокло дымом. Защитники, стоя на стенах разбитого города, вопили от радости и глумливо размахивали флагами.

— К ним пробился корабль, — объяснил сэр Джон.

— Корабль? — переспросил Хук.

— Не говори мне, что не знаешь этого слова.

— Но как?

— А так, что наш доблестный флот все проспал! Теперь у чертовых выродков есть еда, будь они прокляты!

Хуку стало казаться, что Бог перешел на сторону французов. Укрепления Гарфлёра, порушенные и разбитые, теперь обновлялись и отстраивались, вместо старых стен вставали новые, гарнизон каждую ночь углублял защитный ров и возводил новые преграды на месте брешей. Арбалетные стрелы летели все так же густо: то ли в городе их было в изобилии, то ли прорвавшийся сквозь блокаду корабль привез запас новых.

Англичан же по-прежнему одолевала хворь.

— Как он себя чувствует? — спросил у Мелисанды сэр Джон, заглянувший в палатку священника.

Девушка пожала плечами. Хук сказал бы, что живые так не выглядят: отец Кристофер, мертвенно-бледный, неподвижно лежал на спине, бессильно приоткрыв рот.

— Дышит? — уточнил сэр Джон.

Мелисанда кивнула.

— Помоги нам, Господи, — прошептал командующий, вылезая из палатки и устремляя взгляд на Гарфлёр. — Помоги, Господи.

Город, которому пристало бы сдаться на милость победителя еще полмесяца назад, по-прежнему стоял непокоренный, за развалинами стен и сторожевых башен скрывая свежие укрепления.

Были, правда, и хорошие вести. Сэр Эдвард Дервент и Давидд-ап-Трехерн, которых обвал застиг в дальнем конце туннеля, попали в плен к французам. Об этом рассказали герольды, вернувшиеся после очередной бесплодной попытки уговорить гарнизон сдаться. Разрушенный подземный ход пришлось бросить, хотя у восточной окраины Гарфлёра, где осадой руководил брат короля, подкопы под стены вели по-прежнему. Радовало одно: французские войска не пытались помогать осажденному городу. Дозоры, рассылаемые англичанами, не встречали и отдаленного намека на приближение армии, посланной разбить ослабленных болезнью англичан. Гарфлёр был предоставлен сам себе, хотя теперь становилось ясно, что осаждающие погибнут первыми.

— Сколько денег, сколько усилий! — мрачно бросил как-то сэр Джон. — И все для того, чтобы пройти от берега пару миль и заполучить во владение могилы да ямы с дерьмом!

— Тогда зачем мы тут сидим? — спросил Хук. — Почему не уходим?

— Дурацкий вопрос. А вдруг город завтра сдастся? Весь мир за нами следит. Прекратить осаду — признаться в слабости. Если оставить Гарфлёр и идти в глубь страны, то французов можно и не встретить: битв с английской армией они боятся, будут отсиживаться по крепостям. Значит, мы просто променяем одну осаду на другую. Нет уж, надо взять этот проклятый Гарфлёр.

— Тогда почему мы не нападаем?

— Слишком большие будут потери. Представь, Хук: арбалеты, катапульты, пушки — все это стреляет в нас, стоит только приблизиться. Пока мы засыпаем канаву, нас убивают. Перебираемся через разваленную стену — натыкаемся на новый ров и новую стену, и в нас снова бьют из арбалетов, пушек и катапульт. Потерять сотню убитыми и четыре сотни ранеными — не для нас. Мы пришли завоевать Францию, а не сдохнуть в яме с протухшим дерьмом. — Сэр Джон пнул комок земли и взглянул на море, где шесть английских кораблей становились на якорь поблизости от входа в гавань. — Командуй я гарнизоном Гарфлёра, я бы знал, что делать, — договорил он мрачно.

— Что?

— Нападать. Бить нас, пока мы бессильны. Можно разглагольствовать о рыцарстве и поступать по-рыцарски — мы так учтиво сражаемся, Хук! Однако для победы надо драться по-другому.

— Драться бесчестно?

— Драться подло. Драться зверски, забыв к дьяволу всю рыцарственность. Он не дурак.

— Дьявол?

Сэр Джон покачал головой.

— Нет, Рауль де Гокур. Командующий гарнизоном. — Сэр Джон кивнул на Гарфлёр. — Он не только джентльмен, Хук, он еще и боец. Будь я Раулем де Гокуром, я бы вытряс из нас дерьмо, не задумываясь.

На следующий же день Рауль де Гокур принялся за дело.

— Ник, проснись! — орал сентенар Томас Эвелголд, колотя в стену хижины так, что на Хука с Мелисандой сыпались сухие листья и клочья дерна. — Просыпайся, нелегкая тебя побери!

Хук, открыв глаза, уставился в темноту.

— Том! — крикнул он, но Эвелголд уже умчался будить остальных лучников.

Другой голос уже сзывал всех на сбор:

— Доспехи! Оружие! Скорее! Проклятье, скорее же! Шевелитесь!

— Что случилось? — спросила Мелисанда.

— Не знаю. — Хук ощупью нашел кольчугу с резко пахнущей кожаной подкладкой и теперь натягивал ее через голову. — Где пояс с ножнами?

— Держи. — Мелисанда привстала на коленях, в ее широко раскрытых глазах отражалось пламя зажженных снаружи костров.

Хук накинул короткий налатник с крестом святого Георгия — отличительным знаком английского войска — и натянул сапоги, купленные еще в Суассоне. Когда-то крепкие, теперь они начали разъезжаться по швам. Застегнув пояс, он расчехлил лук, подхватил мешок со стрелами и закинул за плечо алебарду на кожаном ремне.

— Я вернусь, — бросил он Мелисанде, ныряя в темноту.

— Casque! [83] Шлем! (фр.) — крикнула она вслед. — Casque!

Он взял из ее рук шлем и, подчиняясь внезапному порыву, обернулся было сказать «я тебя люблю», однако Мелисанда уже исчезла в хижине, и он промолчал.

Ночь близилась к концу, звезды на предрассветном небе бледнели. У непокорного города царила суматоха — костры у осадных сооружений вспыхивали ярче обычного, отбрасывая на искореженную землю гигантские тени.

— Ко мне! Ко мне! — сзывал воинов сэр Джон, стоящий у самого большого костра.

Стрелки собрались почти все, латники только начинали подтягиваться: надевать доспехи — дело долгое. Сэр Джон, чтобы не возиться с латами, накинул на себя лишь кольчугу и налатник, как лучники.

— Эвелголд! Хук! Мэгот! Канделер! Брютт! — выкликал командующий.

Уолтер Мэгот, Пирс Канделер и Томас Брютт тоже были винтенарами, как и Хук.

— Здесь, сэр Джон! — откликнулся Эвелголд.

— Мерзавцы затеяли вылазку, — рявкнул сэр Джон. Вот почему от передних траншей неслись крики и звон стали: гарнизон Гарфлёра решил напасть на укрытие и орудийные окопы. — Перебьем выродков! Вперед, на укрытие! Все, кроме Хука! Хук, «Дикарку» знаешь?

— Знаю, сэр Джон! — ответил Хук, подтягивая пряжку на поясе.

«Дикаркой» называли катапульту, монструозное деревянное сооружение, швыряющее камни в Гарфлёр с правого фланга английских войск — из осадных орудий она стояла ближе всех к морю.