Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр

– Глупо туда-сюда попусту топтаться, – согласился Кудеяр. – Пожалуй, что больше и не придут.

И тем не менее порубежные полки, исполняя приказ трехдневной давности, подходили и подходили к Стародубу.

Седьмого декабря крайне хмурый Иван Федорович собрал воевод и раздал приказы:

– Воевода Свиридов! Тебе, княже, поручаю к Рославлю выдвигаться с ополчением своим и оборону там держать, коли схизматики подступят. Воевода Трубин! Тебе, княже, подступы к Смоленску прикрыть доверяю. Воевода Микулин! Курск к обороне подготовь, княже…

На первый взгляд порубежный воевода разворачивал силы для обороны западных границ. Однако скучающий у окна Кудеяр вскоре заметил странную деталь: его воспитанник рассылал с важными поручениями на достойные места знатных князей, почти не придавая им войск. Князья уходили либо с собственными, исполченными на своих землях полками, либо вовсе без ополчения. Ведь «готовить к обороне» означало принять под свою руку крепость и тамошний гарнизон. В Стародубе же оставались полки, собранные по местам Разрядным приказом, и воеводы худородные, из служивого люда. Все те, кто никогда не имел с князем Овчиной-Телепневым-Оболенским или родом его местнических споров, кто побеждал под его рукою и предан был знаменитому воеводе до конца и без колебаний.

Когда совещание закончилось, он подошел к воспитаннику, тихо спросил:

– Ни о чем перемолвиться не желаешь, княже?

– Ничего от тебя не скрыть, дядька, – криво усмехнулся Иван Федорович. – Но коли сказывать, то сразу всем. После обеда сотников ко мне созови. Но не раньше! Пусть поперва князья из лагеря ратного уйдут.

Похоже, кроме Кудеяра сей странности не заметил никто, и когда бояре – воеводы сотен, дозоров, стрелецкого ополчения собрались в воеводской избе, были они веселы и беззаботны и открыто обсуждали, как было бы неплохо сейчас по порубежью литовскому прогуляться, дабы домой не токмо с жалованьем, но и с добычей приехать.

– Я собрал вас, други, по поводу ужасному, и горько мне, что весть сию вы, бояре, от меня услышите… – поднялся из-за своего стола воевода. – Государь наш мудрый и храбрый, защитник православия и священных земель русских, пять дней тому схиму принял и покинул мир наш грешный, ныне с чертогов небесных на нас взирая. Однако беда не приходит одна. Пользуясь малолетством государя Ивана Васильевича и юностью Великой княгини, матушки его, князья Бельские, князья Шуйский, Воротынский и Ляцкий измену учинили, правителя нашего взаперти держат, сами же власть захватили и казну, земли государевы, доходы и места меж собой делят! Дабы смуты в державе нашей не допустить и изменников к суду правому привлечь, намерен я ныне же в Москву направиться, предателей под стражу взять, а сам в верности государю законному присягнуть и вас, бояре, к присяге сей привести. Кто верит мне – седлайте коней, выступаем немедля. Кто сомневается – может здесь, в порубежье, остаться. Я сомнения пойму и обиды держать не стану.

– Царствие небесное Василию Ивановичу… – Воины, скинув шапки и шлемы, кто перекрестился, кто поцеловал нагрудные змеевики. После чего бояре потянулись к выходу.

Спустя всего час, бросив в лагере все пожитки, взяв лишь заводных лошадей, оружие и еду, трехтысячная армия поднялась в седло и вышла на московскую дорогу.

Через неделю сверкающая железом лента усталых и злых людей затекла в столицу сразу через Тульские и Калужские ворота. Стража им не препятствовала, тревоги не поднимала – свои ведь. И потому появление сразу сотен одетых в броню воинов застало князей опекунского совета и их дворню врасплох. Никто даже не попытался схватиться за оружие – изменников быстро повязали и повезли в Кремль.

Ворота главной твердыни державы тоже широко распахнулись перед нежданными гостями – кто же не знает знаменитого воеводу Овчину-Телепнева-Оболенского, многократного победителя басурман и схизматиков, любимца государя Василия Ивановича? Кому на Руси в голову придет ворота от него запирать и оборону выстраивать?!

Вслед за Иваном Федоровичем в Кремль затекли и его храбрые боярские сотни. В этот раз, вопреки обычаю, никто из них не спешился, и обширная крепость наполнилась гулом стучащих по деревянным плашкам подков. Рать подтянулась к Грановитой палате, замерла в ожидании – совсем недолгом. Почти сразу, держа в руках мальчика, одетого в бобровую шубчонку и нарядные сапожки с самоцветами, к ним вышла Великая княгиня Елена Васильевна – в платке на голове и в скромном овчинном тулупе.

Воевода, спрыгнув с туркестанца, взбежал по ступеням, преклонил колено, опустил голову и широко перекрестился. Выпрямился, принял из рук женщины мальчишку и повернулся к войску, вскинул его высоко над головой:

– Государь наш, Иван Васильевич!!! – громко крикнул он. – Долгие лета Великому князю!

– Долгие лета! – взревели тысячи глоток, и в воздух взметнулись тысячи сверкающих сабель. – Слава государю Ивану Васильевичу!!! Слава!

– Клянемся служить государю нашему верно! Не изменять ему ни в делах, ни в мыслях наших! Не жалеть ни сил, ни живота своего во славу государя нашего Ивана Васильевича, державы русской и веры православной!

– Клянемся! Клянемся! Клянемся!

– А изменников на псарню, – тихо посоветовала Елена Васильевна, глядя на брошенных внизу лестницы связанных князей.

– На псарню изменников! – распорядился Иван Федорович, опустил мальчика, посадив на полусогнутую руку. Государь немедленно запустил цепкие пальчики в его густую бороду.

Кудеяр, держащий под уздцы туркестанца и свою кобылу, прищурился, поманил пальцем холопа:

– Ну-ка, подержи, – и пошел по ступеням вверх.

Поведение дядьки, воспитателя князя и верного его телохранителя, никого не насторожило. Видеть Кудеяра рядом с воеводой было делом привычным – как нитку с иголкой.

– Праздник у нас сегодня! – объявила Елена Васильевна. – Конец изменам, конец смутам! Вам же, бояре, поклон низкий. В палаты трапезные всех вас прошу! Жажду утолить после пути долгого и силы свои подкрепить.

– Долгие лета! Долгие лета государю!!! – отозвались воины.

Воевода и Великая княгиня вошли во дворец. Кудеяр скользнул следом.

Скрывшись от посторонних глаз, Иван Федорович и Елена Васильевна сомкнули губы в долгом, страстном, горячем поцелуе.

Кудеяр замер… А потом попятился назад, на крыльцо – и со всех ног помчался вниз по ступеням.

– Что же вы творите, касатики?! – прервала поцелуй влюбленных княжна Шуйская. – Не совестно вам?!

– А кто нас теперь остановит, Анастасия Петровна?! – Счастливая Великая княгиня даже не разгневалась на грубость кравчей. – Все, милая моя. Прятаться больше ни к чему!

– Столько лет я заботилась о вас, за лепоту, за любовь вашу радовалась, – мотнула головой Анастасия Шуйская. – А вы, едва вместе оказались, первым делом брата моего в кандалы заковали!