Александр Прозоров - Соломея и Кудеяр

– Георгий… – Кудеяр запнулся и тихо выругался: – Вот проклятье! Лишний риск на пустом месте… Имя, наверное, тоже лучше поменять… На всякий случай.

– Я буду звать тебя Булатом, племянник, – с ходу предложил Рустам. – Смотри, какой ты крепыш! Настоящий булат!

24 февраля 1535 года

Москва, Великокняжеский дворец

Воевода Иван Федорович не был бы самим собой, кабы не вернулся с литовского похода очередным триумфатором, в честь которого слагались вирши и били в колокола, которого осыпали пшеном и украшали ленточками. Ведь в ответ на ультиматум Старого Сигизмунда он не просто разбил пару порубежных ратей – он устроил долгий, глубокий поход по литовским землям, пройдя от Смоленска через Витебск и до самого Вильно, по глубоким, коренным литовским землям, не потеряв при том в боях ни одного боярского сына и набрав столь несметное количество добычи, что даже самый последний холоп ощутил себя зажиточным князем!

Может быть, поэтому москвичи достаточно спокойно приняли то, что Великая княгиня наградила героя высшей мерой, на какую только способна, и практически открыто жила с ним, как с законным супругом, в любви, радости и полном согласии, и не чая души в сыновьях своих, один из которых уже стал законным государем. Победителю, защитнику земли от католической и басурманской нечисти простительно многое – и даже митрополит Даниил не осудил правящую пару за блуд ни в одной своей проповеди.

Одно только отравляло покой прекрасной и мудрой Елены Васильевны – князь Старицкий никак не желал приезжать в Москву. То больным сказывался, то на мор ссылался, то со свенами у него нелады, то смута в землях. И так – целых четыре года!

Отчаявшись, правительница начала искать иные способы избавиться от опасности – попыталась навести порчу через колдунов московских и чухонских, подослать верного человека с ножом или ядом. Андрей Иванович то ли почуял неладное, то ли донесли – но князь собрался сбежать в Литву. Елена Васильевна послала людей на перехват – и тут дядюшка государя наконец-то совершил ошибку: разослал боярам письма с призывом идти к нему на службу, приказы московские не признавая.

Это был уже бунт, крамола – и князя Старицкого стало возможно брать силой.

Правительница послала Ивана Федоровича с московским ополчением, и возле Новгорода рати встретились на поле – несколько сотен бунтовщиков против тысячи московских бояр под командой лучшего воеводы державы.

Все было настолько безнадежно, что Андрей Иванович сдался без боя – в обмен на прощение откликнувшихся на его письма ополченцев.

Одиннадцатого декабря тысяча пятьсот тридцать седьмого года Великая княгиня и дядюшка ее сына наконец-то встретились – в тихой горнице Большого Великокняжеского дворца.

– Неужели ты забыла, как сюда попала, прекрасная Елена? – вымученно улыбнулся знатный пленник садящейся на кресло перед ним правительнице всея Руси. – Кто все это придумал, подстроил, организовал? Теперь ты хочешь убить меня за то, что я сделал тебя государыней?

– Ты умен, Андрей, – вздохнула женщина. – Красив, находчив, остроумен. Когда я жила в твоем дворце, я в тебя почти влюбилась. Ты достоин многого. Наград, мест, уделов, восхищения. И ты получишь все это, Андрей, если выполнишь одну мою маленькую просьбу.

– Какую?

– Стань младше!

– Это как? – опешил князь Старицкий.

– Моему сыну ныне исполняется семь лет, Андрей. А тебе сорок семь. Ты имеешь больше прав на престол, нежели мой ребенок. Стань младше его, и я сделаю тебя первым из князей, ближайшим советником, правой своею рукой.

– Но это невозможно, Елена!

Правительница помолчала, тяжело размышляя, потом вздохнула и мотнула головой:

– Ну, почему же, Андрей? Я знаю один очень надежный способ…

Она посмотрела пленнику за спину – Гедвик сделал шаг вперед и накинул шнур князю Старицкому на шею…

5 февраля 1538 года

Москва, подворье князей Шуйских

Комната в княжеских хоромах была все той же, как и при появлении здесь боярского сына Кудеяра: просторной, но теплой и уютной, достаточно светлой для чтения – но имеющей изрядно темных уголков, чтобы вечером совершенно раствориться в сумерках. Анастасия Петровна предпочитала таиться во мраке, Василий Васильевич Немой – находиться под подсвечниками, на свету. И потому зачастую казалось, что он разговаривает сам с собой. Или хуже того – с самим мраком.

– Неужели нам это удалось, Настенька? – негромко сказал князь, крутя в пальцах гусиное перо.

– Каждый раз, одевая князя Овчину в простолюдинские рубахи и душегрейки, я заставляла его платить слугам, эти вещи снимающим. Ныне во дворце есть никак не меньше полусотни холопов, что подтвердят его хождения к Елене Глинской при живом муже. Небольшое следствие, проведенное боярской Думой, – и Ваньку признают ублюдком, незаконнорожденным, внебрачным. И трон будет свободен.

– Так что у нас осталось? – спросил Немой.

– Ничего, – ответила темнота. – Елена задушила старшего Александровича, затем задушила младшего. Старшего сына Василия сожрала оспа.

– Георгий жив, – поправил мрак Василий Васильевич. – Разрядный приказ постоянно следит за Софьей, и соглядатаи видели, как она отправила сына из обители. Я думный боярин, мне позволительно читать все тайные документы. Его увезли ночью, проследить не получилось. Похитители оторвались.

– Не важно, – после недолгого сомнения ответила темнота. – У нас есть могила и свидетели. Он мертв. Так что, братец, все Александровичи мертвы, и никто не сможет обвинить нас в их смерти. Пред богом и людьми мы чисты. И ты – законный наследник русского трона.

– Еще не совсем, – покачал головой князь.

– Да, остался последний шаг, – согласилась темнота. – Елена Васильевна расчистила нам путь. Осталось убрать ее саму.

– Дай мне месяц. Нужно отобрать верных людей и пронести в Кремль оружие. Мне, конечно, доверяют… Но лучше проявить осторожность.

– Хорошо, милый брат. Когда будешь готов, сообщи.

4 апреля 1538 года

Москва, Кремль, Великокняжеский дворец

Елена Васильевна кушала, естественно, вместе с князем Овчиной. Стол был не самый обильный – всего десяток блюд, – но правящая пара все равно смотрела только друг на друга.

– Я купила нового вина, – сообщила кравчая, придвигая кувшин. – Не желаешь отпробовать, государыня?

– Налей! – согласилась правительница.

Анастасия Петровна налила из кувшина в кубок несколько глотков, выпила, поставила бокал обратно на стол, чтобы наполнить, и вдруг спохватилась:

– Ах, прости, княгиня, соринка! – Она подхватила салфетку, отерла ею край кубка, после чего наполнила его почти до краев и с низким поклоном передала Елене Васильевне.