Юрий Фанкин - Осуждение Сократа

— Он хочет правды! — невесело рассмеялся бывший демарх. — Что-то много развелось людей, любящих правду. Хорошо. Ты хочешь знать, раскаялся я или нет. А в чем мне следовало бы раскаяться, архонт? В том, что я проявил неосторожность и попался, как глупая рыба на трезубец? Или в том, что я люблю деньги, вкусную пищу, красивых гетер? Может, ты обожаешь бедность, черную спартанскую похлебку и свою единственную старуху?

«Кажется, он заговорил собственным голосом!» — подумал архонт и незамедлительно возразил:

— Отчего же? Я люблю то же, что и ты. Но я хочу напомнить тебе о Данаидах, вынужденных вечно заполнять худую бочку.

— Ты киваешь в сторону умеренности! — догадался Мидий. — Да, конечно, сосуды наших желаний заполнить невозможно. Не буду спорить. И все-таки следует налить их как можно полнее. Какое удовольствие видеть водицу на самом дне? И что такое умеренность? Кто определил ее границы?

— Законы. Человеческие и божеские, — сказал солидный человек на маленьком тюремном стуле. — Ты переступил государственный закон.

— А божеский? — насмешливо спросил Мидий.

Архонт задумался, как лучше ответить.

— Не забивай голову мусором! — рассмеялся бывший демарх. — Пожалуй, и тебя следовало бы приговорить к смерти, чтобы ты хорошенько развязал язык. Неужели ты и впрямь веришь в каких-то богов?

Архонт молчал.

— Молчишь! Расскажи мне что-нибудь о царстве мертвых! Поля, заросшие диким тюльпаном… Справедливейшие судьи Минос и Радамант… Все ложь! Будет только тьма! Нет! Даже тьмы не будет. Будет то, что можно назвать только одним словом: «ничто»! Наши боги! Сколько детей у нашего почтенного Зевса? Этот благочестивый старец готов соблазнить каждую пастушку, если она недурна собой. А бог Гермес? Разве ты не знаешь, что он одинаково покровительствует ораторам и «сборщикам чрезвычайных податей»? Ораторам и ворам. Какая прелесть! А может быть, только ворам — ведь большинство ораторов так или иначе посягают на наши деньги. А превосходнейший Асклепий, бог врачевания? Ты знаешь, за что Зевс поразил его молнией? Молчишь! За взятки, любящий правду архонт. Этот бог за хорошую мзду стал воскрешать мертвых. Вот они, наши боги! И ты еще берешься толковать о каких-то божеских законах!

— Ты глумишься! — заметил архонт. — В глумлении никогда не обретешь истину. Я сам, признаться, не очень-то верю в наших мифических богов. Существо бога, как древняя раковина, обросло всякими нелепыми водорослями и полипами.

— Ты считаешь: есть другие, непорочные боги?

— Я хотел бы верить в это… — уклонился архонт.

— Темный бред. Я давно понял: нет никаких богов. Их придумали умные, хитрые люди, чтобы легче управлять глупцами. Вот истина!

— Человеку нужна вера! — Факел Тиресия взметнулся кверху, словно готовясь осветить божественное небо.

— Во что? — искренне удивился Мидий.

— Хотя бы в честность, доброту, искренность, дружбу…

— Пустое! Человек не может верить словам. Он мог бы поверить людям, в которых доброта, искренность и все другое, что ты перечислил. Но где подобные люди? Они мнятся нам лишь в юношеском возрасте, но когда мы становимся зрелыми мужами, то понимаем: таких людей нет. Нет или почти нет. Какая разница! Одна фиалка не сотворит праздника Анфестерий. Поверь, архонт, я не самый дурной человек в Афинах. Почему же немилосердная кара обрушилась на меня? Неужели несчастливица мать родила меня под жестокой звездой?

— Мы кружимся возле одного и того же столпа! — назидательно, будто не слыша голоса узника, заговорил архонт. — Разве ты станешь возражать, что человек, не знающий меры, ведет жизнь разбойника? Он не привык считаться с другими гражданами и законами. Что будет с государством, если каждый из нас станет нарушать установленный порядок? Город погрузится в мрак и хаос. Можно ли обогревать свой дом, сдирая кору с живого ствола государства? Я знаю, что досужие люди болтают о несовершенстве наших законов. Они считают, что мы подчиняемся законам, недолговечным, как жизнь походного костра. Но я знаю одно: даже несовершенный закон оберегает государство. Повинуясь священной воле жребия, я обязан служить существующим законам…

Во тьме послышалось горловое бульканье.

— Прекрасное вино… Кто же прислал мне эту фляжку? Уж не старина ли Гекатей? Он, должно быть, назвал свое имя?

— Гекатей! — подумав, сказал архонт.

— Есть же щедрые люди!

Архонт завозился, заскрипел тюремным стулом:

— Стоит ли говорить о сущей мелочи?

— Стоит! Стоит! — хихикая, возразил Мидий. — Настоящие друзья познаются в горьком несчастье, а не за пировальным столом. Спасибо тебе, дружище Гекатей! Я не ожидал такого внимания. От чистого сердца спасибо!

Архонт насторожился:

«Дался ему этот Гекатей!»

— Ты говоришь о законах, охраняющих государство! — вернулся к прерванному разговору Мидий. — Но, согласись со мной, они должны насаждать справедливость. А разве справедливо закрыть мне навеки глаза, а людям, которые намного хуже меня, позволить жить? Как могут мириться твои благочестивые боги с тем, что остается безнаказанным Ификрат? Ведь этот человек недрогнувшей рукой убрал со своего пути Дикеарха!..

— Наши законы позволяют мужу расправиться с любовником жены…

— Гнусная ложь! Дикеарх никогда не был сопостельником жены Ификрата. Было так. Ификрат подговорил Гиппарету, чтобы она под любым предлогом заманила Дикеарха в свою спальню. И такой случай представился. Дикеарх, пришедший к Ификрату на званый обед, не застал хозяина дома. «Он сейчас вернется! — сказала Гиппарета и начала занимать гостя разговорами. «Ты, кажется, собираешься украсить спальню своей жены? — сказала она. — Я могла бы показать тебе свою опочивальню. Там прекрасные арабески и тканые персидские обои с фигурами». «Мне неловко входить в спальню!»— сказал Дикеарх.

«Никто не узнает, — говорит ему Гиппарета. — Ты только войдешь и выйдешь!». Дикеарх послушался. Она показывала ему обои и без умолку болтала, стараясь выждать время. А потом, когда на лестнице послышались шаги, Гиппарета обвила молодого стратега за шею, и они упали в супружескую кровать. И тут вошли муж и трое свидетелей. Ификрат с криком «Подлый волокита!» заколол несчастного Дикеарха. Тот был настолько ошеломлен, что даже не загородился рукой. Так пал молодой Дикеарх, надежда афинского флота…

— Откуда ты это знаешь? — поразился архонт.

— Вино говорит правду… А ты знаешь, почему разбогател Неокл?

— Какой такой Неокл? — Архонт притворился, что не знает Неокла.

Мидий фыркнул.

— Кто не слышал о нем! У Неокла самый высокий, в четыре этажа, дом в Афинах.

На лбу архонта образовались складки.

— Да-да. Кажется, этот человек получил большое наследство.