Светлана Лыжина - Любимый ученик Мехмед

Исчез мучительный вопрос, на который так долго не удавалось найти исчерпывающего ответа: «Любят ли меня?» Раньше Мехмед всё время искал подтверждений, что да, любят, но теперь вдруг перестал искать, потому что ответ находился как будто бы повсюду: «Конечно, да. Как можно сомневаться!» Теперь не имело смысла спрашивать.

А ещё такой глупой показалась мысль о том, что всё происходящее может считаться неестественным, и что Творец якобы задумал соитие как акт, который должен происходить лишь между людьми разного пола. «А что же для меня естественно? — с затаённой улыбкой думал Мехмед. — Чувствовать на своей спине палочные удары, а не поцелуи?»

Признанные мудрецы, которые теперь казались юному султану глупцами, упирали на то, что тело женщины нарочно создано, чтобы мужчина мог проникать в неё. «Но если так, — думал Мехмед, — тогда почему Творец не позаботился, чтобы мужчине было проще? Мужчине в первый раз приходится продираться внутрь, а женщина стискивает зубы от боли. Невольно задумаешься, по той ли дороге движешься, когда такие препятствия! И если уж рассуждать таким образом, то соитие между мужчинами более естественно, чем соитие мужчины с женщиной. Вот моё тело раскрылось так легко, как будто создано для того, чтобы кто-то проникал внутрь. Никто никуда не продирается. Никто не истекает кровью. Разве это случайность?»

Учитель так и сказал, когда понял, что тело ученика поддалось и ждёт продолжения:

— Ты как будто создан для этого. Кровотечения нет.

— А оно могло быть?

— У многих бывает с непривычки. А иногда кровотечение — протест: тело не хочет принимать того, кто стремится им овладеть. Но чаще всего кровотечение бывает из-за спешки. Именно поэтому я не торопился, уговаривал твоё тело раскрыться. Это важно. Поначалу без долгих уговоров не обойтись, даже если тело склонно подчиниться.

При одном воспоминании об особенных ласках, которые помогают «уговорить» тело, Мехмед взволнованно вздохнул и вдруг задумался о том, сколько ещё не узнал от Учителя. Юный султан показался себе неопытным, несмотря на то, что у него уже было три жены и два сына.

Много жён и дети ещё не означают, что ты много испытал на ложе. Три жены — три девочки, которые ничего не умели! Они не могли дать Мехмеду и десятой доли тех знаний, которые мог дать Учитель! Те чувства, которые Мехмед видел у Гюльбахар, Гюльшах и Мюкриме, были лишь бледным подобием той страсти, которую сейчас проявлял Учитель. Возможно, жёны ощущали больше, чем выражали, и просто не знали, как выразить. А Учитель знал.

Ученик даже обрадовался, что должен не отвечать на эту страсть такой же страстью, а уступать ей. Теперь Мехмед просто не сумел бы ответить. Он растворился в чужом чувстве и почти перестал существовать. Это стало ещё одним новым переживанием — если поначалу он получал удовольствие, подаренное Учителем, то теперь стал ощущать чужое удовольствие почти как своё. Поэтому так ясно ощутилось то, что соитие близится к завершению.

Юный султан забыл о себе. Забыл настолько, что не сразу понял тихие слова Учителя, который, окончательно овладев учеником, произнёс:

— А теперь я помогу тебе завершить дело.

Разумеется, речь шла не о том, чтобы ученик сам овладел Учителем. Такого не могло случиться, но зато ученик мог дать выход своим чувствам другими способами.

Мехмеду вспомнилась чья-то беседа, которую он слышал на одном из пиров, когда праздновал свадьбу с Мюкриме. Двое гостей, уже довольно пьяных, рассуждали о том, что представляет собой соитие. Один из них сказал: «Если тебе не случилось проникнуть внутрь, это означает, что ничего не случилось, а если ты уверяешь, что оно всё же случилось, это значит, ты — женщина, и проникали в тебя».

Очередная глупость двух людей, которые не знают, о чём говорят! Мехмед совсем не чувствовал себя женщиной, пусть и оказался в непривычном положении. И обо всём произошедшем он никак не мог сказать: «У меня не случилось ничего». Полученный опыт казался более значимым, чем всё прежнее, когда Мехмед сам становился проникающим.

Некоторое время лёжа неподвижно и прислушиваясь к себе, юный султан пытался осмыслить это. Меж тем в светильниках уже почти закончилось масло, в комнате стало заметно темнее. Мехмед вдруг вспомнил об окружающем мире и не столько увидел, сколько угадал, что Учитель, лежащий рядом, спит.

Мехмед приподнялся, склонился над спящим:

— Учитель, проснись, прошу Тебя. Мне о стольком надо Тебя спросить!

Спящий пошевелился, а затем прозвучал полусонный ответ:

— Мой мальчик, спроси меня после. Несколько дней пути и впрямь утомили меня. Позволь мне немного поспать.

Незадолго до рассвета Мехмед проснулся оттого, что замёрз. Мангалы давно потухли, в комнате стало прохладно, а ведь он спал раздетым и не накрылся ничем. Одеяло в комнате было, но оно оказалось недоступно, потому что Учитель и ученик спали поверх него. Вечер выдался таким богатым на события, что никому не пришло в голову подумать о предстоящей ночи. Учитель находился в более выгодном положении, потому что вечером ел, а Мехмед был голоден. Наверное, поэтому ученик замёрз и проснулся раньше, а Учитель продолжал спать.

Впрочем, пробуждение нисколько не огорчило Мехмеда, поскольку заставило вспомнить о счастье, которое было и будет. Он тихо слез с ложа и нашёл в предрассветной полутьме два кафтана, валявшиеся на полу. Учительским кафтаном ученик накрыл Учителя, но, немного поразмыслив, набросил свой кафтан Учителю на ноги, чтобы тоже не мёрзли.

Только что Мехмед собирался снова лечь, накрывшись своим кафтаном, но теперь оказался вынужден изменить намерение. Юный султан нашёл в сумерках остальную свою одежду, оделся, а затем подсел к скатерти, на которой по-прежнему стояли лакомства, и позволил себе наесться. Стало заметно теплее.

После этого Мехмед, всё так же одетый, снова улёгся на кровать, и, подперев голову рукой, стал смотреть на Учителя, ожидая, когда Он проснётся.

Учитель открыл глаза незадолго до того, как взошло солнце. Окна комнаты смотрели на юго-восток, поэтому было хорошо видно, как бледно-синий туман, сгустившийся над проливом, с одного края окрасился в розовый цвет, а затем там появилась ещё и золотистая полоса. Синие облака, почти застилавшие небо, начали редеть.

— Доброе утро, — сказал юный султан по-гречески.

— Доброе утро, мой мальчик, — ответил Учитель, улыбнувшись, а затем оглядел оба кафтана, под которыми спал. — Ты опять проявляешь заботу обо мне.

— Как может быть иначе! — ответил Мехмед. — Ты хочешь есть?

Учитель помотал головой.

— А пить хочешь?

Учитель снова помотал головой, и тогда Мехмед решил, что настало время задать вопросы, которые не прозвучали вчера: