Эдвард Резерфорд - Сарум. Роман об Англии

Где же отыскать такого мужа, который не даст ей скучать?

«Я за любого пойду, лишь бы взял, – думала она и со смехом признавалась: – Нет, не за любого, а только за особенного».

Отец десятилетнего Джека Уилсона, вопреки мольбам его матери, отправил сына в море, предупредив капитана корабля: «Ежели толку из щенка не будет, брось его за борт».

Джек хорошо помнил деда, Уилла, – невысокого жилистого старика, первым из всех Уилсонов ставшего мореходом.

– Я из Сарума в Лондон пришел, на корабль нанялся, – рассказывал дед. – Господь мне знамение послал: в грозу огненный путь через поле проложил.

Родные, не подозревая о древних римских дорогах, втайне подсмеивались над выдумками старого моряка.

Из Джека Уилсона вышел толк. Нелли Годфри повстречалась с ним, когда он уже стал знаменитым капитаном. Жениться он пока не собирался, хотя, обзаведясь детьми в Лондоне, Бристоле и Саутгемптоне, выплатил матерям щедрое содержание и более с ними не связывался; о младенце в Испании он не знал.

«Вот за него я и выйду замуж», – решила Нелли, увидев капитана Уилсона в портовом трактире, и вскоре выяснила, что он остановился в Бристоле на неделю, а потом уезжает по делам в Лондон.

Час спустя Нелли завела с ним оживленный разговор о торговле и морских путях – она многому научилась у своего торговца. Уилсон объяснил, что намерен отправиться в путешествие по Балтийскому морю в далекую Россию вместе с флотилией Московской компании.

– С Ричардом Ченслером и Хью Уиллоби, которые хотели найти северо-восточный проход из Европы в Китай? – перебила его Нелли.

Джек с любопытством посмотрел на хорошо осведомленную собеседницу.

– А на юг, к Берберскому берегу, вы ходили? – спросила она.

– Да, в Средиземном море я бывал, – кивнул он. – Там пираты свирепствуют, особой выгоды не получишь, хоть я сражений и не боюсь.

Немного погодя она попрощалась с капитаном Уилсоном, но в дверях украдкой заметила, как он проводил ее взглядом. На следующий день они снова встретились, а когда Джек пригласил Нелли отужинать вместе, она учтиво поблагодарила и отказалась. То же самое повторилось и на третий день.

На четвертый день Нелли пришла в трактир вечером, незаметно скользнула мимо обеденного зала и, подкупив одну из служанок, проникла в спальню Джека. В те времена на постоялых дворах несколько человек останавливались в одной комнате, где спали на полу или на тюфяках, но капитан Уилсон был знаменит и богат, а потому ему отвели лучшую в доме спальню с широкой дубовой кроватью. Нелли разделась, забралась под одеяло и стала ждать.

Ближе к полуночи капитан Джек Уилсон со спутницей поднялся к себе, распахнул дверь… и удивленно уставился на незваную гостью.

– Девицу-то отошли, она тебе сегодня не понадобится, – невозмутимо произнесла Нелли.

С торговцем она рассталась и, уверенная в своей неотразимости, решилась на отчаянный поступок. Проведя с Уилсоном три ночи, она без обиняков заявила:

– Пора тебе женой обзавестись. Лучше меня не найдешь и не ищи. Между прочим, я из благородных.

Уилсон задумался. Почти всю жизнь он провел в скитаниях, но ни одна женщина не привлекала его так, как Нелли. В ней чувствовалась жажда жизни, внутренняя сила и напор.

«Что ж, денег у меня хватает… Чего еще ждать?» – подумал он.

Два месяца спустя Нелли Годфри стала хозяйкой особняка в Крайстчерче.

«Что заставило Мейсона совершить такой безумный поступок? – размышлял Шокли, вспоминая странное выражение на лице Питера во время казни трех еретиков. – Неужели он уже тогда это замыслил? Или, не выдержав постоянных упреков Абигайль, решил доказать, что он не трус?»

Увы, Питер Мейсон отказывался объяснить причины своего поступка.

В то утро прихожане собрались к мессе. Едва священник приступил к таинству вознесения Даров, Питер неторопливо направился к алтарю, встал лицом к пастве и начал что-то негромко говорить. Священник и служки, не расслышав тихих слов, удивленно поглядели на него. Питер решительно повторил сказанное, и в церкви раздались ошеломленные восклицания.

По бледному лицу Мейсона скользнула странная улыбка. Священник велел служкам схватить ножевых дел мастера и вывести его из церкви.

Питер Мейсон во всеуслышание объявил, что не верует в таинство пресуществления.

Епископ Солкот, изумленный дерзким поступком Мейсона, растерялся и целую неделю раздумывал, что предпринять. По Солсбери ходили слухи, что Питер Мейсон повредился рассудком.

Неизвестность терзала Эдварда Шокли: он боялся не только за Питера, но и за себя. В последнее время он редко посещал тайные молитвенные собрания, не желая встречаться с укоризненным взглядом Абигайль. Вдобавок ему не хотелось привлекать к себе внимания. Что, если Джон Муди разгадал секрет зятя и поделился им с Кэтрин? Эдвард завел с женой разговор о протестантах, пытаясь выведать ее отношение к еретикам, но так ничего и не понял. Впрочем, многие горожане знали о знакомстве Эдварда с Мейсонами. Шокли решил держаться настороже и избегать встреч с Абигайль.

Однажды он, набравшись смелости, заглянул к Питеру в мастерскую и попытался его образумить. Питер посмотрел на него все тем же восторженным, непонимающим взглядом и ничего не ответил.

На следующее воскресенье Питер Мейсон вышел во двор церкви Святого Эдмунда и снова во всеуслышание объявил, что отрицает таинство пресуществления. То же самое он повторил и самому епископу Солкоту. Вечером Питера Мейсона схватили и бросили в темницу, где священники принялись его допрашивать:

– Веруешь ли ты в таинство пресуществления?

– Нет, не верую.

– Приемлешь ли ты власть папы римского?

Питер Мейсон упрямо замотал головой.

– Отвергаешь ли ты чистилище? Святые мощи? Вознесение Даров? Установления Святого престола?

Питер подтвердил, что все отвергает, и отречься от своих заблуждений наотрез отказался.

Тут в допрос вмешался один из каноников, высокий старик:

– А почему ты отвергаешь эти установления?

На мгновение Питер смешался, явно не зная, что ответить.

– Потому что предрассудки сии противоречат истинной вере, – наконец произнес он и умолк, ожидая приговора.

Старый каноник вздохнул:

– Питер Мейсон, хоть ты и возводишь хулу на Святую церковь, но это оттого, что разум твой помутнен. Ежели ты раскаешься в содеянном, то избегнешь смерти.

С лица Питера не сходило восторженное, зачарованное выражение.

Следующие два дня Шокли пребывал в постоянном страхе, полагая, что всех, кто посещал тайные молитвенные собрания, поведут на допрос, ведь Питер Мейсон наверняка назвал имена соучастников: Роберта, Абигайль и даже его, Эдварда. Что говорить? Отрицать ли таинство пресуществления? Или заявить, что он не исповедует протестантскую веру? Но ведь Абигайль подтвердит, что Эдвард Шокли посещал тайные собрания…