Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины

Помня, с каким негодованием в первый вечер по приезде старик дал ему понять, чтобы даже не смотрел в сторону Соколины, Логи-Хакон приготовился к хозяйскому гневу. Но воевода, против ожидания, благодушно ухмылялся в седые усы.

– Если тебе угодно позабавиться состязанием, я готов схватиться с любым соперником, какого ты мне укажешь. – При этом Логи-Хакон ощутил, как впились в него десятки глаз отроков помоложе; некоторые подобрались, будто готовясь вскочить. – Но надеюсь, это будет не женщина!

– Нет, я хочу, чтобы ты состязался с ней! – с напором произнес Свенгельд и даже указал вытянутой рукой на Соколину. Та застыла с кувшином в руке и обернулась, переменившись в лице. – Лучше тебе сразу попробовать, сможешь ли взять над нею верх! Если не сможешь, то дело наше не сладится. Не держать тому Древлянскую землю, кто не совладает с девкой, хоть и весьма строптивой! А вот если совладаешь, тогда будет тебе другое испытание. Посмотрим, справишься ли ты со мной! И будет у нас веселье: может, свадьба, может, тризна, а может, то и другое сразу!

Свенгельд захохотал, но весело было во всей гриднице ему одному. Логи-Хакон слегка побледнел: старик совершенно открыто высказал все то, о чем ему в Киеве говорили Ингвар и Эльга – только не упоминая о Соколине, – а здесь давала понять Предслава.

Соколина поставила кувшин на ближайший край стола, резко развернулась, так что коса ее мелькнула в воздухе, будто русая молния, и выскочила за дверь. Кмети проводили ее глазами. На лицах у одних было изумление – до них только сейчас дошло, к чему дело клонится, у других – напряженное внимание, у третьих – негодование.

Последним отличались в основном молодые. Мало кто из них был равнодушен к Соколине – красивой, бойкой, резвой. Она была и хозяйской дочерью, сиявшей над дружиной, будто богиня Солонь, и отчасти их товарищем. Иные выросли с ней вместе, иные застали ее уже взрослой, и любой без раздумий отдал бы за нее жизнь. Но вот ее саму они не отдали бы никому! Любой посягнувший на нее, пусть даже и с согласия Свенгельда, становился в глазах этой стаи врагом.

Логи-Хакон, выросший при дружине и хорошо все это понимавший, ничуть не удивлялся теперь, почему на него смотрят с таким вызовом и враждебностью. Отвечай его желания желаниям Свенгельда, он не замедлил бы принять вызов от любого, с кем при его происхождении было бы не зазорно схватиться.

– Однако… сдается мне, девушка не очень-то хочет участвовать в таком состязании… – промолвил он, пытаясь выйти из положения без урона для своей и хозяйской чести.

– Ох, да верно ли, ты – родной брат Ингвара? – Свенгельд издевательски покачал головой. – Он-то свою жену ждал восемь лет и под конец выкрал, а потом еще ходил войной на твою Ловать, чтобы раздобыть ее приданое! А ты что? Девка хвостом вильнула, ты уже и сник! Видать, пока до тебя дело дошло, кровь у родителей к старости поостыла!

– Мои родители… – Логи-Хакон сверкнул глазами и встал: бывший хирдман Ульва-конунга уж точно не имел права хулить его после смерти, чем бы ни стал он сам за эти годы.

– Ладно, ладно, – перебил его Свенгельд, выставив вперед ладонь, на которой не хватало двух пальцев. – Мир! Я не оскорблю памяти моего старого вождя. Мне уже скоро пить с ним в Валгалле, и я не хочу, чтобы он прямо на пороге встретил меня хорошим тычком в зубы. У меня их не так уж много осталось… А ведь прежде бывало! Помню, как-то раз, когда мы оба с ним были моложе тебя…

Свенгельд пустился в воспоминания. Но Логи-Хакон, хоть ему и было любопытно послушать о молодости отца, весь остаток вечера, не подавая вида, изводился от беспокойства. Он все надеялся, что Свенгельд шутит. Но чутье подсказывало: за стариковскими шутками скрываются далеко идущие замыслы. В которых ему, Логи-Хакону, отведена большая доля, чем ему бы хотелось.

На следующее утро Соколина явилась ко мне красить пасмы. Я не ждала ее так скоро и обрадовалась: хотелось узнать, что у них там новенького. Со вчерашнего дня я не знала покоя, и вид ее не облегчил моего сердца: Соколина выглядела и расстроенной, и раздосадованной. Но высказаться она желания не проявляла, и мы взялись за дело.

Летом мы красили на реке, для чего на берегу был устроен очаг. Дров я велела натаскать заранее, теперь оставалось только развести огонь и повесить большой котел, куда я вывалила целое ведро желтых цветочных метелок «заячьей крови». Вчера мы чуть не весь день бродили по опушкам с Хаконом и челядинками: он тоже рвал «заячью кровь», потом уже дома, в овине, помогал отделять стебли от цветков, которые надо было разложить по разным ведрам. Дети тоже крутились рядом, привыкнув к новому дяде. Это было не очень-то мужское занятие, но зато мы обо всем поговорили. Честно сказать, поначалу меня больше всего волновало, есть ли у него невеста. Если Хакон получил меч в год рождения Святши Ингоревича, а Святша сам получил меч год назад, значит, Хакону уже лет двадцать пять. Да и по виду его было ясно, что это мужчина зрелый. Мой отец женился в двадцать, и у него в эти годы было уже двое детей – мой старший брат Оди и я.

– Неужели ни ты, ни твоя мать так никого тебе и не присмотрели? – отважилась я спросить, стараясь не выдать своих соображений. – Казалось бы, ваш род так уважаем, что многие были бы рады… Или у вас на севере принято жениться на девушках из свеев?

– Можно было бы найти и у свеев, и поближе, – без большой охоты ответил Хакон. – Но это моя мать… Понимаешь, моя мать считает, что мне вообще не следует жениться на знатной женщине.

– Почему? – От изумления я даже опустила наземь корзину.

Как может собственная мать не желать сыну того, без чего ему не дождаться настоящего уважения от людей?

– Потому что у Ингвара есть сын… пусть и всего один, и у Тородда четверо детей. А все владения нашего отца унаследует Святша. Наша мать не желает, чтобы у всего этого было слишком много полноправных наследников. Она сама не хочет, чтобы Ингвар делил все унаследованное и завоеванное. Там, где прежде было три-четыре державы, теперь одна. И мать считает, это правильно. Она говорит, конунги древности напрасно делили свои владения, стараясь дать каждому из сыновей по собственной державе. Поэтому многие из древних родов теперь существуют только в сагах. Но ведь ни один из тех конунгов не владел и четвертью того, что здесь! – Хакон раскинул руки, будто пытался очертить небокрай. – Есть почти прямой водный путь из Хейтабы и Бьёрко до середины земли славян, а оттуда – такой же прямой путь в Романию или в Серкланд. Почти у меня на глазах Ингвар захватил Смолянскую землю – пряжку, которая соединяет эти два пути, и теперь там живет Тородд. Я понимаю, что мать права: глупо было бы опять резать этот путь на кусочки только ради удовольствия говорить, что-де нас трое братьев и все мы конунги. Я никогда не предам родного брата и не посягну на то, что принадлежит ему, – за себя могу поручиться. Но мы не можем ручаться, как поведут себя наши дети и внуки, когда нас не будет в живых. Двоюродные братья нередко готовы убить друг друга за наследие общего деда, ты понимаешь?