Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня русской дружины

– Силу Русской земле принес не Свенгельд, а Олег Вещий, – вдруг раздался женский голос среди напряженной тишины.

Все повернулись в сторону Уты, а она продолжала:

– Вещий объединил силу русов и полян. А потом и иных племен. Поэтому все они стали сильнее. И сейчас сила Руси прибавляется с присоединением иных земель – как земли смолян. Разделение не принесет никому добра и будет нарушением воли Вещего. А ведь только его удача охраняет всех его наследников и державу. В моих детях – кровь Вещего. Они не пойдут против его воли и не станут разрушать то, что он создавал.

– Сделать то, о чем ты говоришь, Сигге, – уже почти спокойно сказал Мистина, благодарно посмотрев на жену, – для меня будет означать предательство слишком многих. И предков моих, и потомков. Но вы, если польститесь на посулы Володислава, предадите самих себя. От этого камня все дороги ведут в пропасть: и налево, и направо. Или Ингвар разобьет вас – так это и будет, скорее всего, или даже если вы разобьете Ингвара, древляне решат, что вы им больше не нужны, и погубят вас. Как сын своего отца, который был и вашим отцом, прошу: не глупите. Не губите сами себя.

– Многие скажут, что лучше погибнуть в борьбе за золотую чашу, чем без боя взять глиняный черепок, – холодно усмехнулся Сигге Сакс. – Но, в конце концов, Володислав делал это предложение тебе, ведь ты – знатный вождь и потомок князей. Я лишь передал. Ты вправе отказаться.

– И поэтому вы, – Мистина посмотрел на женщин, – как можно скорее уедете в Киев. А я останусь здесь и постараюсь сделать так, чтобы все это не заполыхало, пока Ингвар не вернулся.

Выехали задолго до зари, в самый глухой час ночи позднего лета. Мистина не исключал возможности, что древляне наблюдают за Свинель-городком, и отъезд своей семьи считал необходимым сохранить в тайне.

Отъезжающих сопровождали пятеро оружников самого Мистины и десять отроков из дружины Свенгельда. Это предложил Ранобор: если из Свинель-городка исчезнет семья Мистины и половина киевской дружины, это древляне заметят и поймут, что к чему. А исчезновения одного десятка из восьми Свенгельдовых в глаза не бросится.

Отправились сухим путем на Киев напрямик, и отряд был полностью конным. Ута, ее старшая дочь Святана и Соколина тоже сидели верхом, троих младших детей оружники посадили с собой перед седлами. Была одна волокуша с самыми нужными пожитками и припасами на дорогу. Выехали шагом, в полной темноте, и только в лесу Ранобор велел зажечь факел. Регни шел с ним впереди, освещая путь едущим сзади. Дети сперва робели, очутившись в ночном лесу, но потом успокоились, согрелись, завернутые в теплые вотолы, и даже задремали.

Обе женщины уезжали против воли. Ута не хотела покидать мужа одного среди всех этих сложностей, но понимала, что он прав в своем решении отослать их. Новые раздоры могли вспыхнуть в любой день, и он хотел, чтобы его семья была в безопасности, одновременно не связывая ему руки. Он помнил, как уезжали из Киева, и понимал, что киевские бояре, не доверяющие ему, будут очень рады, когда семья соперника окажется в их власти. Но в Киеве была Эльга, сестра Уты, которая ни в коем случае не даст ее и детей в обиду. Здесь же, в Деревляни, Мистине гораздо труднее было добиться безопасности для них.

Соколина была такой хмурой, что не желала ни с кем разговаривать. Старший брат даже не слушал ее «хочу» и «не хочу». Зато она теперь принадлежала ему и должна была повиноваться. Захочет отослать ее из собственного дома, от всего привычного окружения – и отошлет. Может быть, навсегда. В темноте она даже не могла бросить последний взгляд на окрестности Свинель-городка, где среди гранитных скал над Ужом, выпасов, золота нив и зелени рощ прошла почти вся ее жизнь. Доведется ли ей вновь увидеть эти места хоть когда-нибудь? Что, если Мистина выдаст ее замуж в Киеве, а то и вовсе отправит куда-нибудь… в Волховец.

Даже сходить в последний раз на могилу матери Мистина не позволил: кто-то из древлян мог ее увидеть на жальнике и догадаться, почему она туда явилась вне срока поминаний. «Уж слишком умными ты их считаешь!» – в горячке спора бросила она ему. «По себе сужу, – холодно ответил брат. – Так вернее».

Соколина даже дивилась, почему Предслава отзывалась о нем как о добром человеке. Но, похоже, сейчас Мистина был не в том положении, чтобы потакать девичьим причудам.

Но что Соколина могла сделать? Ей больше не принадлежало ничего, даже Аранка, на которой она сейчас ехала. Вырваться из-под власти брата можно было лишь одним способом: найти жениха и пуститься с ним в бега. Но бегать можно только с таким женихом, у которого есть семья и хозяйство. А значит – всю жизнь потом доить, косить, жать, молотить, а по зимам – прясть и ткать.

Вести и дальше привычную жизнь Соколина могла только одним способом: выйти замуж за человека с собственной дружиной. Ута считала, что для золовки нетрудно будет найти жениха среди разбогатевших гридей, не родовитых, но выбившихся в воеводы. В русских дружинах, разбросанных от Корсуни до Ладоги, таких было немало, и Мистина уж верно сыщет людей, новая родственная связь с которыми принесет ему и честь, и пользу. Породниться со Свенгельдом и Мистиной многим будет лестно, приданое за ней хорошее. Ну а что этот воевода будет, надо думать, уже не молод… Те, что богаты и прославлены смолоду, дочь рабыни в водимые жены не возьмут.

При мысли о том, что эти свои несчастья она устроила собственными руками, позволив отцу поехать на лов с испорченной рогатиной, Соколине хотелось выть и биться головой о ближайшее дерево. Выброси она проклятую рогатину подальше – и ничего бы этого не было!

В темноте ехали шагом, следуя за факелом Регни. Если на лесной дороге было препятствие, то Регни отбрасывал ветки и камни, предупреждал о ямах и кочках. Потом его сменил Лиховей. Ольтур ехал чуть впереди Соколины, проверяя дорогу для нее. Младших детей везли люди Мистины, к которым те привыкли.

Когда стало светать и уже можно было различить дорогу и лес по сторонам, факел погасили, Лиховей тоже сел в седло, и отряд тронулся вперед уже быстрее.

Путь до Киева занимал три-четыре днища. Сухопутная дорога между Коростенем и Киевом существовала издавна и использовалась теми, кто ехал без тяжелых грузов или вовсе ходил пешком, не имея лодий для путешествия по Припяти и Днепру. Вдоль дороги, как и везде в этих местах, чередовались поля и лядины: где-то слышались песни и мелькали согнутые спины жниц, белые среди золотящейся ржи, где-то тянулись кусты и шумели молодые березки на месте заброшенной истощенной пашни, а где-то стоял стеной густой старый лес. Иной раз по ветвям скакали белки, пересекал дорогу серый заяц с желтоватым отливом шкурки, смешно вскидывая зад и вызывая веселые крики детей. «Вон грибы!» – то и дело кричали Держанка и Велесик, замечая в густой траве коричневые и огненно-рыжие шляпки.