Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается

Зарубаев был воспитанный человек и, прежде чем окунуться с головой в свою тему, предлагал подискутировать о политике и только потом плавно перейти к теме вооружения.

– В марте прошлого года из Токио пришло предложение о разграничении сфер влияния на Дальнем Востоке. Уже сама формулировка давала понять, что Япония не намерена ограничиваться только Кореей. У них серьезные виды на всю Маньчжурию и Южный Китай.

– Похоже, их уже не пугает наше присутствие в Порт-Артуре.

– Мало того, они активно готовятся к войне. Все броненосцы «большой программы» построены в Англии. Миноносцы – по французской лицензии на заводах в Куре и Нагасаки. Что касается качества снарядов, тут и говорить нечего. – Тянуть не было смысла, и я с ходу перешел к теме намечающейся дискуссии: «Снаряды и их качество».

– Ух! – Он аж выдохнул, когда я коснулся этой темы. – Их мелинит примерно в полтора раза по мощности взрыва превосходит наш пироксилин. Тут и без дураков понятно, на чьей стороне будет преимущество.

– Нам-то с вами понятно, а вот господа из военного министерства что-то не спешат делать выводы.

– А знаете, Алексей, что больше всего меня злит. – Зарубаев нагнулся ко мне и ткнулся в плечо. Он был пьян и не чувствовал дистанции. – Их орудия на тридцать-сорок кабельтовых бьют дальше, чем наши. А это шесть-семь морских миль. Не подпускай к себе противника, держи его на дистанции – и можешь смело расстреливать его из всех типов орудий. А их фугасные снаряды в пять раз по мощности превосходят наши. И поверьте мне, Муромцев, высокие температуры, что возникают при разрыве «шимозы», не оставляют нам шансов. Все будет гореть, все. Гореть и плавиться… – тут он выдохся и замер, собираясь с мыслями, и, кажется, забыл, о чем только что вещал. – О чем я говорил?

– О «шимозе» и ее действии.

– Идеальное средство для убийства. Даже такой крейсер, как наш, после обстрела «шимозой» будет скорее мертв, чем жив. Да, он будет на плаву, но будет небоеспособен… – Зарубаев недоговорил, навалился на поручни и заснул.

Кажется, я стал понимать, к чему он клонит. Все эти ночные стрельбы были пустышкой, которая не стоит ровным счетом ничего. Столкнись мы с японскими крейсерами – они просто расстреляют нас, не подпуская к себе. И вся наша сноровка, вся скорострельность пойдет кобелю под хвост, когда снаряды будут ложиться с недолетом в пять миль. А их фугасы снесут палубную команду, как коса сносит траву во время покоса.

Еще я подумал про котлы, из которых не выжать мощности, способной разогнать крейсер до двадцати трех узлов. Из них вообще ничего нельзя было выжать. Полное дерьмо и хлам. Максимум, на что был способен «Варяг», это на чудо. А чудом я считал скорость узлов в 17. Однотипные японские крейсера показывали скорость от 20 до 22 узлов. Они просто не дадут нам сократить дистанцию. А пока мы со своим славянским упорством будем стараться их догнать, они превратят нас в дуршлаг и пустят на дно.

Я подхватил лейтенанта под ноги, взвалил на плечо и понес в кают-компанию.

Тихим зимним вечером московский поезд подошел к пустынному перрону Дивово. Подняв снежную пыль, лязгнул буферами и замер в ожидании, когда единственный пассажир соизволит сойти на этой станции. Этим пассажиром была Екатерина Андреевна Слизнева. Проводник помог вынести чемоданы, поставил в сугроб и в ожидании законных чаевых стал подпрыгивать на месте, разгоняя замерзающую кровь. Покопавшись в ридикюле, Катя достала пятак и сунула проводнику в озябшие руки. Тот кивнул и быстро исчез в теплой утробе вагона.

Поезд дернулся и поплыл, оставляя Катю наедине с чемоданами, метелью и зарождающейся на небосклоне луной. Она посмотрела по сторонам. От здания станции к ней не спеша шел околоточный. Одет он был по всем законам морозной зимы и длинного ночного дежурства. Тулуп с поднятым воротником, валенки, папаха с кокардой и башлык, накинутый на плечи. Все это было перетянуто ремнем и портупеями. По бедру околоточного хлопала сабля «селедка», в кобуре лежал револьвер, а на груди висел свисток. Не спуская глаз с Кати, словно боясь, что она убежит, прихватив свои чемоданы, полицейский стащил рукавицы, потянулся к свистку и, сунув его в рот, засвиристел, подавая кому-то сигнал. Сей немелодичный звук предназначался единственному извозчику, который дежурил на станции.

Извозчик откинул одеяло, под которым отлеживался в ожидании поезда. Посмотрел на фигуру, маячившую посреди перрона, на околоточного, который шел к той самой фигуре, и, сообразив, что трель предназначалась ему, дернул поводья, разбудив задремавшего мерина. Сани скрипнули и заныли, вдавливая молодой снег.

– Как звать-величать? – крикнул извозчик, на ходу выпрыгивая из саней.

– Катерина, – ежась от пронизывающего ветра, прошептала Катя.

– А по батюшке?

– Андреевна.

– А меня Кузьмичом кличут. Так и зови.

К ним подошел околоточный. Посмотрел на Катю, на чемоданы. Расправил усы и, откашлявшись, поинтересовался:

– Куда путь держите, барышня? Прошу прощения, имя-отчество ваше не ведаю.

– Екатерина Андреевна Слизнева, в девичестве Румянцева. А еду в Муромы.

– А не ваш ли это батюшка лет двадцать тому назад у нас в уезде дохтуром был?

– Он самый. – Катя улыбнулась.

– Так я знал его… Милейший был человек. Ты, Кузьмич, давай в лучшем виде доставь дочку Андрея Александровича, царство ему небесное, – околоточный перекрестился, глядя на расплывающийся в вечерних сумерках купол церкви. – Да не заморозь. Не видишь, барышня из Первопрестольной к нам пожаловала.

– Из Петербурга.

– Во! А ты говоришь, из Первопрестольной. Из самой столицы пожаловала. Ну, не буду мешать. – Полицейский отдал ей честь, развернулся и пошел к себе в каптерку, где его ждал обходчик и бутылка водки, настоянная на подмороженной рябине.

Погрузив поклажу и усадив Екатерину Андреевну в сани, Кузьмич накинул ей на плечи тулуп, на колени уложил фуфайку, поверх собольей шапочки повязал пуховый платок и все это укутал толстым пледом. Плед он натянул ей по самый подбородок и завязал его на спине узлом. Катя сразу преобразилась и из элегантной барышни, озябшей и дрожащей, превратилась в некую купчиху, едущую «на ночь глядя» то ли с ярмарки, то ли на ярмарку.

Кузьмич осмотрел ее со всех сторон и остался доволен.

– Вот теперь не замерзнешь.

– Мне дышать нечем, – пискнула Катя из-под груды одежек.

– А ты дыши через раз, воздух-то вон какой жгучий. – Кузьмич дыхнул, любуясь облаком пара, идущим изо рта. Проверил подпругу, потряс привязанные чемоданы и, подойдя к мерину, отколупал наледь, намерзшую на удилах. Все это он делал по-хозяйски, без всякой суеты и спешки.