Владимир Шеменев - «Варяг» не сдается

– Заряжающим на «Стерегущий».

Вот это он меня уделал. Плевать, что в карточке был мой послужной список. Он ее даже не читал. Правильно. А зачем ее читать? Зачем флоту профессионалы – инженеры, механики? Незачем, рассудил капитан третьего ранга и сунул меня заряжающим. Я не в обиде, послужим и заряжающим, только ради чего добавлять в кашу деготь? Ради того, что тебе не по душе мой ответ или тебе не понравился лично я. Так при чем тут флот?

– Зачислите Муромцева на «Варяг»!

Я это не говорил… Поднял глаза – и обомлел. За спиной офицера стоял Всеволод Федорович Руднев – командир крейсера «Варяг». Руднева я знал лично. Он когда-то служил с отцом и несколько раз гостил у нас в имении.

Я перевел взгляд на капитана третьего ранга. Он смотрел на меня как на чудо, не понимая, как я мог ослушаться и что-то там брякнуть, пытаясь внести корректировку в его окончательное решение. И еще я видел, как его лицо покрылось бурыми пятнами, во рту скопилась слюна, а в горле заклокотала ярость, готовая обрушиться на меня горной лавиной.

– Ты что, плохо слышишь?

Это была еще не ярость. Это была прелюдия, раскачивающая его спящее эго. Он сделал ход и ждал моего ответа, чтобы перейти в атаку. Хотя, по существу, мой ответ ему был не нужен. Ему нужна была передышка, чтобы собраться с мыслями и решить, чем меня размазать по пристани – словом или табуреткой.

– Да я вообще молчу. – Я пожал плечами, на сто процентов уверенный в том, что он сейчас сорвется.

И он сорвался.

– Молчать, скотина! – Его крик был похож на рев обезумевшего зверя, от которого сбежал его ужин.

Проблема была не в том, что я ответил. Проблема была в сути ответа. Ответ философа, нашедшего формулу умиротворения и не желающего утруждать себя спорами и перепалками с каким-то там ничтожеством. Это и озлобило его.

А его реплика – меня. Зря он сказал про скотину…

– Я тебе не скотина и попрошу на меня не орать, – вот так, спокойно и рассудительно, в присутствии старшего я осадил зарвавшегося офицера, не давая полностью окунуть себя в грязь. И честь соблюдена, и дистанция выдержана.

– Да как ты смеешь вякать, червяк? Да я тебя сгною в…

Дальше развить тираду он не успел. В конфликт вмешался Руднев, и узнать, где меня сгноят, не удалось.

– Офицер! Встать!

Если бы вы видели лицо каптриранга! Это было лицо человека, узревшего медного змея, посланного Богом для Моисея и его спутников. Руднев не был сатрапом и не дал офицеру умереть от разрыва сердца.

– Ту фразу сказал я… У вас есть ко мне вопросы? – мягко и без нажима проговорил он и взял со стола мою карточку.

Офицер замотал головой и заныл, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь, кроме мычания.

– Зачислите матроса Муромцева на крейсер «Варяг». – Руднев протянул карточку, требуя, чтобы офицер переписал место приписки.

– Слушаюсь!

О возражении не могло быть и речи. Удар печати – и я зачислен на «Варяг».

Отошли метров тридцать и стали. Я был немного скован и, честно сказать, не знал, как себя вести. Если бы я был офицером – это одно. А как вести себя матросу, который лично знаком со своим командиром? Вот в этом и была загвоздка.

Руднев первым прервал молчание.

– Давай обнимемся, что ли, по-свойски.

После объятий и поздравлений насчет моего зачисления на крейсер Руднев расстегнул шинель, вынул и протянул мне письмо. Письмо было от родителей.

– Откуда оно у вас? – Я был немало удивлен. Здесь, на краю света, я получил письмо, которое опередило меня, судя по штемпелю, почти на месяц.

– С поездом передали. Сам знаешь, по железке сюда гораздо быстрей можно доехать, чем по морю. – Руднев ухмыльнулся. – Кстати, было два письма: одно для тебя, второе мне.

– Отец просил за меня?

– Разумеется.

– Может, зря все это, Всеволод Федорович?

Я был не очень доволен тем, что отец вмешивается в мою жизнь, пытаясь устроить меня по службе и облегчить мою участь. На этот счет у меня свое мнение, и я готовился принять вызов, брошенный мне судьбой, таким, каким он есть. А за свои ошибки и поступки – отвечать самому.

– Зря не зря, а я у него мичманом начинал, на «Петропавловске». – Руднев отдал честь проходящим мимо нас матросам, посмотрел им вслед и повернулся ко мне. – И знаешь, Алексей, ведь и за меня матушка когда-то хлопотала, и ничего зазорного в этом нет. Дети для родителей всегда будут детьми, где бы те ни были и как бы ни сложилась их жизнь. Так что не держи зла на отца. Ты для него так и останешься Алешкой, даже когда твои внуки по тебе будут скакать.

– Да я и не держал.

Как все командиры, Руднев был не только отличным тактиком и стратегом, но и хорошим психологом, тонко чувствующим настроение своих людей и своей команды. Поэтому он сменил тему разговора:

– Я читал твое дело. Этот тип сделал все, чтобы тебя осудили…

Я молчал. А что я скажу? Все так и было. Козырной король побил козырного валета. Связи побили связи. Да так оно и лучше. Испытания нам даются для очищения и души, и тела.

– На твоем месте я поступил бы точно так же.

Руднев был человеком чести. Об этом я знал не понаслышке. И иного высказывания по поводу моей сентябрьской выходки на Васильевском острове я от него услышать не мог.

– Я защищал честь женщины, и если бы мне пришлось пережить этот день еще раз, я бы ничего не стал менять.

Мы остановились.

– Кем желаешь служить?

– Я механик.

– Ну и добро. Сегодня утром получен приказ от командующего эскадрой вице-адмирала Старка идти в Корею в качестве стационера. Обстановка там напряженная, и что нас ждет – никто не знает. Японцы положили глаз на Корею и с молчаливого согласия янки лезут туда нахрапом. Так что все может кончиться войной, и твои знания и опыт нам весьма пригодятся.

Пока мы стояли, я успел покурить. Замял сигарету, и мы пошли к причалу, возле которого покачивался паровой катер.

В катере сидели матросы с «Варяга» и несколько новичков. Я кинул через борт чемодан и полез следом, выглядывая, где бы притулиться. Нашел место и сел.

И тут крик…

– Не пропадем, братцы, Алеха с нами!

Смотрю – и глазам своим не верю. В катере сидит Михалыч собственной персоной. Увидел меня, руки расставил и полез обниматься. Следом за ним ко мне шагнул Малахов – тот самый, что пугал новобранцев тонущей «Аргунью». А третьим был новобранец, стоявший передо мной, – Белоногов Иван.

Бог ты мой! До чего же приятно видеть знакомые лица. Впервые с того самого момента, как «Аргунь» покинула Кронштадт, я был поистине счастлив и рад, что судьба посадила меня на этот катер.

Делать нечего, отвечаю как могу:

– А куда я от вас денусь?

– Ну тогда послужим царю и Отечеству. – Михалыч был в своем репертуаре.