Элизабет Чедвик - Хозяйка Англии

Нарочито медленно он опустил корону на голову Матильды. Этот символический жест настоящей коронацией не являлся, но тем не менее имел убедительное воздействие на зрителей.

– Давайте же почтим ее власть, дабы принесла она мир в наши жизни и изобилие в наши земли. И да придет она к нам, приумножив славу свою отвагой и стойкостью, да будем мы следовать ей и тем будем благословенны! И да внемлет она мудрому совету и правит справедливо, разумно и милостиво!

Тысячи людей опустились перед ней на колени, и от этого сердце Матильды преисполнилось триумфом, но в то же время она досадовала, что великим моментом в ее жизни управляет не она сама, а Генрих Винчестерский, который разыгрывает вершителя королевских судеб. Конечно, пока она нуждается в нем, так как Винчестер – бывшая столица Англии и место, где хранится казна – вернее, то, что от нее осталось. Однако возник уже новый центр – Вестминстер, и пока не свершится настоящая церемония в аббатстве, пока не миропомажет ее на царство Тибо, архиепископ Кентерберийский, Матильда не станет королевой в полном смысле этого слова, что бы ни говорилось и ни делалось сегодня.

Арундел, апрель 1141 года

Аделиза сидела у огня в своих покоях и пришивала жемчужины к ризе, которую хотела вручить епископу Саймону Вустерскому – раньше он был ее капелланом. Юлиана читала ей вслух басни Эзопа из той книги, что подарил Вилл, но Аделиза на самом деле не слушала. За окном хлестал дождь. Хотя весна уже давно настала, на несколько дней вдруг вернулась зима.

Прошло два месяца после битвы при Линкольне, где Стефан потерпел поражение, а императрица одержала триумфальную победу. Все это время Аделиза чувствовала себя так, будто застряла на узкой полоске берега у края воды – не на суше и не в море. Вилл в Арундел не вернулся, только сумел прислать ей короткое письмо, где говорилось, что он жив и на время затаился в своей крепости в Бакенхеме. Супруге же велел быть бдительной, но ничего не предпринимать – им надо выждать и посмотреть, что от них потребуют. Пока ни одна из сторон не обращалась к Д’Обиньи, однако Аделиза знала, что такое положение долго не продлится. Волна или накатит на берег, или отступит в глубину. Она слышала, что жена Стефана собирает сторонников и что Вильгельм Ипрский, глубоко раскаивающийся за бегство под Линкольном, поклялся восстановить свою честь и возглавил войско Маго. Стефан пленен, но война еще не закончена.

В колыбели запищала маленькая Аделис, и Аделиза взяла дочку на руки. Восьми недель от роду, девочка здоровая, с розовыми щечками. Она пустила слюну и загулила, глядя на мать.

Аделиза рассмеялась и погладила ее по головке, про себя называя малышку чудом.

В дверь постучали, и когда служанка отворила ее, появился камергер Ротард и объявил:

– Госпожа, прибыл граф…

Не успел он закончить фразу, как мимо него в покои вошел сам Вилл. Аделиза ахнула: он так промок под дождем, что вода ручьями текла с его одежды.

– Боже мой, почему же вы не предупредили? – Положив Аделис обратно в колыбель, она повернулась к прислуге. – Полотенца и сухую теплую одежду для милорда немедленно. – Аделиза двинулась к Виллу, но в нескольких шагах от него остановилась: он действительно был насквозь мокрый.

– Потому что я… – Он умоляюще посмотрел на нее. – Потому что я сомневался в том, будут ли мне здесь рады, и потому что безопаснее было никому не сообщать о моих передвижениях. Мы ехали окольными путями, по ночам, выбирали самые глухие тропы… – Вилл утер ладонью лицо. – Я и сам не знал, приеду ли сюда, пока не миновал ворота замка, и даже теперь не уверен, стоит ли оставаться.

Аделиза широко раскрыла глаза:

– Что значит – не уверены, стоит ли оставаться? Куда же вы отправитесь? Давайте же, скиньте все мокрое, пока не простудились.

Она расстегнула на нем плащ и отдала служанке. Его котта и сорочка тоже были сырыми, а сапоги, светло-коричневые в сухом состоянии, теперь стали темными, как мореный дуб, и скользкими.

– Мое присутствие может стать угрозой для вас. – Он прижал к мокрому лицу салфетку, и Аделизе показалось на мгновение, что ее супруг плачет.

– Сядьте, – деловито велела она, – позвольте мне снять с вас сапоги и обуть во что-нибудь теплое. – Она опустилась на колени, чтобы разуть его, и потянула за набухшую от воды шнуровку.

Из своей колыбели подала голос Аделис. Вилл опустил салфетку и встрепенулся, как олень при звуке охотничьего рога. Он отстранил жену и прошел к колыбели посмотреть на дочь, не родившуюся еще к моменту его отъезда в Линкольн. С волос на пеленки капнула вода. Вилл наклонился и прикоснулся к щеке малышки указательным пальцем. Она с жадностью ухватилась за палец и заревела.

С другой стороны колыбели няня держала за руку его сына, который уже вырос из младенческих платьиц и был одет в котту, как взрослый. Он большими глазами смотрел на отца и задумчиво сосал нижнюю губу.

Вдруг Вилл развернулся и быстро ушел из комнаты, едва не наступая на развязанные шнурки. Аделиза смотрела ему вслед, озабоченная и удивленная. Потом она спохватилась, велела женщинам продолжать начатое, а сама сдернула свою накидку с крючка на стене и побежала за мужем.

Вилл стоял на коленях в церкви Арундела и так дрожал, что болело все тело. Чувствовал он себя хуже некуда и проклинал свое решение вернуться домой. После битвы Д’Обиньи скрылся в Бакенхеме и там ждал развития событий. Новости приходили скудные, но те, что все-таки достигали его, только огорчали. По всему выходило, что императрица укрепляет свои позиции. Виллу отчаянно хотелось увидеть Аделизу, но он понимал: в его отсутствие у жены больше шансов договориться с новой властью благодаря ее отношениям с Матильдой. Почва уходила у него из-под ног, и Вилл осознавал свое бессилие. В собственных глазах он выглядел недостойным мужчиной.

– Я вижу свое ничтожество, – говорил он написанному на дереве образу Девы с Младенцем на руках, что стоял на мраморном парапете перед алтарем. – В твоей власти как забрать, так и дать. Я хочу сделать то, что будет правильно, но как же мне быть, если я больше не знаю, что правильно, а что нет?

– Муж мой?

Вилл обернулся на голос Аделизы.

– Оставьте меня, – попросил он. – Разве я мешаю вам, когда вы молитесь?

Она подошла и опустилась на колени рядом с ним, сложила руки ладонями вместе:

– Что бы ни случилось в прошлом, что бы ни ожидало нас в будущем, нет столь тяжкого горя, о котором нельзя поведать Господу.

– Неужели я так ошибался? – спросил он спустя несколько минут, стоя с опущенной головой. – Я делал то, что требовала от меня честь, и старался как мог, а теперь оказалось, что моих стараний было недостаточно. Мне кажется, будто я падаю в длинный темный туннель, в конце которого не свет, а еще больше тьмы.