book
- Название:book
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2013
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-94380-166-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
book краткое содержание
Из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. На страницах книги появляются Л. Арагон и Э. Триоле, Вс. Мейерхольд и 3. Райх, Л. Брик и В. Маяковский, Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Эренбург и Б. Пастернак, Дж. Джойс и Э. Паунд. Впервые русский читатель узнает о замалчиваемом долгие десятилетия образце испепеляющей сатиры на советское общество, автором которой был радикальный американский поэт-авангардист. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Книгу сопровождают 100 иллюстраций, позволяющих точнее передать атмосферу увиденного Каммингсом в советской Марксландии.
book - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«Двад-цать… пять… дол-ла-ров?» — смутно возмутился усатый
«Двадцатьпятьдоллароввдень».
«А, в день-гм. Ну, думаю ты бы удивил их, приехав со своим оружием и слугами и прочим», подмигнул он мне и тряхнул à la Зверобой. «Со своими слугами! Как раньше! Это забавно было бы, а? Что-то новенькое для них!»
«чем забавнее будет, тем лучше», — сердечно сказал водяной смерч. «Мне надо будет по-максимуму позабавиться. А почему нет? — Ты первый раз?», спрашивает меня самого.
«Самый первый».
«А вот как…. но нас-то, уже бывалых в России — нас они не проведут!» (никогда в жизни нога не истребляла сигарету с еще более умышленной силой)
«Я два раза воевал с большевиками и повоевал бы еще» (говорит усатый, когда истребитель ушел) «в первый раз как белогвардцеец, а во второй в польской армии». А узнав, что мой собственный визит довольно-таки миролюбив, «тогда пожалуй им следовало бы больше бояться тебя, чем меня» (с жуткой усмешкой) «— я-то им непочем уже; а вот писательство… дело опасное».
Сумерки — сырая катящаяся земля мягкой бесконечной темноты… маленький силуэт с фонарем, сам растворившийся в универсальном… птица, читающая воздух… (как духи уходят и приходят? любопытно в Кого мы все безвозможно расплавляемся?)
Усатый, уютно залегший с громадным фолиантом, бормочет по-Deutsch [81] Немецкий (нем.).
: извиняется («трудно — передвигаться») и дальше «Мне кажется, Дюранти [82] Уолтер Дюранти (1884–1957) — американский журналист, много лет проживший в Советском Союзе.
мог бы тебе помочь. Я знаю его. Он зловещий большевик».
«Это правда?»
«нееееее; мы его просто так называем. Но он думает, что пятилетний план [83] Пятилетний план (пятилетка) — централизованный план развития народного хозяйства в СССР. Первый план был принят в 1928 г., на пятилетний период с 1929 по 1933 г., и по официальным данным был выполнен на год раньше.
удастся, а я — нет».
Идеальное Масло для Хлеба. «Он думает план размажется?»
«Я не говорю об этом. Если он удастся, конечно он размажется дальше».
«Серьезно?»
«Он так не думает, но я — да». И он прикрыл детские глазки женской рукой и спросил «ты англичанин или американец? — я так и подумал. Спокойной ночи»
Нет возражений, когда открываю окно!
Поезд катится. «Я видел всякие революции» замечает он «и я пришел к заключению, что люди — кретины. Ни черта нет разницы» (sic) «какая власть — поскольку секрет проблемы не здесь находится. Я был радикальным, когда я был молодым (и сейчас я молодой). Мне сказали Республика — единственная форма власти, потому что так дешевле обходится». Катимся. «Но республика в тысячу раз дороже монархии, поскольку в республике уйма людей, которым надо платить». Катимся дальше. «Вот если в Испанию пришел бы коммунизм, это было бы хоть что-то стоящее; но республика —! Это глупость». Он отдернулся. «Любая власть хороша, пока она молода, но потом вся она разлетается на куски; потому что в каждом что-то разлетается на куски». И напыщенно «перемены, вот и все».
11 часов: оробелый таможенник приветственно вторгается и выторгается. Это уже Смрад [84] Т.е. Россия. В «Божественной комедии» Данте с адом ассоциируются неприятные запахи. Соответственно, Каммингс ассоциирует их с Россией как адом.
или всего лишь Польша? Усатый заказывает бутылку воды («Я заказал воду — она не приносит»), которую наконец приносят («вот: она приносит»): мы обсуждаем отмену паспортов («может быть уже завтра») и отмену таможенников («очень сложно — еще сложнее чем в средневековье»), И «почему ты не раздеваешься и не идешь спать?» И наконец «почему ты не идешь смотреть на новый вокзал, ты ведь впервые здесь?» — что и делаю; точь-в-точь образцовая американская уборная.
Понедельник, 11 мая
Просыпаюсь один — он вышел в 6 (Варшава) пока я был chez [85] В гостях у (франц.).
Господин из Вены [86] Т.е. австрийский психолог Зигмунд Фрейд (1856–1939); его имя неоднократно появляется на страницах романа в комплиментарных тонах.
; но по какой-то бессознательной причине кажется меньше места чем раньше (может быть купе сделаны из растяжимого антипространства, которое автоматически сжимается, когда что-то в него кладут и автоматически расширяется, когда что-то из него достают)
в поисках буфета, полуожидая (благодаря моим Американцам-сторонникам-коммунизма-живущим-в-Париже — УжасыКапиталистическойПольши) быть жестоко обманутым; если только не мягко сбитым с ног и просто ограбленным. Я оборачиваюсь, заслышав голос Фрэнка Э. Кэмпбелла [87] Т.е. «похоронного кондуктора» поезда. Frank Е. Campbell — похоронное бюро в Нью-Йорке.
, как бы «вагон-ресторан»: подшофе пробираюсь назад по поезду, мимо живых трупов удареных Свежим Воздухом и роскошно разложившихся на неподдельном дереве. Немедленно и обходительно меня снабжают отличным кофе маслом хлебом и сыром: за соседним столом плутократ, настаивающий, чтобы единственный официант (который очевидно Робинзон Крузо) принял целый один американский доллар; Р.К. угождает — с реакцией человека, увидевшего след чужака на песке [88] Намек на Робинзона Крузо.
— моя собственная (менее нескромная) щедрость провоцирует еще более истерические овации на 5 языках.
Ветряки! Наматываем катушку по-да-за-над деревнями или такобы стоим средь безоблачного неба. Повсюдные поля, забрызганные зверьем, пробуренные живностью. Скважины из воздуха и сырых кусков земли (я почти ощущаю на нюх этот мир. Где на диких существах что-то цветное-там цвета пшеницы и синий в обтяжку. Страшные лица крошечных существ тут же подбираются ко мне, неподдельно сквозь Затвор [89] Т.е. окно, дверь или любой другой закрытый проем или проход.
. И (смотрю) сосны там, чье тому подобное здесь создает вместе образ наклоненного А; и (там) крапинки (и смотрю) пролистываются и все в одном направлении. Ритм: органическое Оно — не заполняемое и не опустощаемое; в действительности (как неуклюже) живое.
Пауза. Unser Gott [90] Наш Бог (нем.).
все еще работает; пиво за 60пф [91] Пфенниги — немецкая разменная валюта.
и Берлинские газеты за 30. Через дорогу что-то трепещет: женщина? Не женщина; женщина: согнута чересчур у серого пруда протирает горшки один за другим. Утки патрулируют, гуси инспектируют. А сырая мерзкая земля извергает одуванчики. У этого (которое сует бутылку кому-то из 3-го) изящные ноги но ее толстое лицо гнездится на твердой шее и она оскаливается (не умеет улыбаться? А что, никто не улыбается в Польше?) А вот хилый юноша; хватая к себе чумазого ребенка неуклюже, который машет, машет, пока наш дремотный поезд ковыляет прочь — он улыбается, идиотская дальняя редкая улыбка
после напрасных более чем внушений, что 100-марочные бумажки рано или поздно измельчают, знакомец Робинзон воодушевленно объявляет «dé jeuner [92] Обед (франц.).
готов». Я сижу напротив [93] Герой рассматривает обложку журнала у пассажира напротив него.
Интервал:
Закладка: