Андрей Расторгуев - Атака мертвецов

В эти дни, когда сырой, ненастный октябрь с его первыми, робкими морозцами сдавал свои позиции холодному ноябрю, на запад столь же неумолимо, как накатывающая зима, продвигался 3-й Сибирский корпус. В его составе шла и второочередная 57-я пехотная дивизия. Не дали ей оправиться после тяжелых Августовских боев. Многие солдаты навечно остались в этих лесах, где полег почти весь кадровый офицерский состав полков. Но результат того стоил. Взяты Сувалки, которые больше месяца удерживал неприятель. Его удалось выдворить за пределы Польши – обратно, в Восточную Пруссию. Было захвачено порядка трех тысяч пленных и около двадцати орудий.

Казалось бы, нужна передышка. Пусть короткая, чтобы хоть в себя прийти, а там и дальше наступать можно. Вроде так и сделали. Отправили дивизию в тыл своим ходом. Недалеко, но все же. И людей на пополнение прислали. Только вот не дождались, когда полки полностью укомплектуются. Сдернули с места через неделю, и снова в бой. А командиров-то где брать? Их не так уж и много прибыло. На все роты поголовно не хватит. Вот и в 226-м Землянском полку недокомплект. Взводами уж давно унтер-офицеры командуют, а то и целыми ротами. В 13-й, к примеру, взводными сплошь молодые унтеры состоят, вроде Мишки Кульнева.

– Иди-ка ты, – ворчал Кузьма Самгрилов, ежась на дне окопа в обнимку с винтовкой. Глубоко надвинутая папаха и сырая шинель нисколько не спасали от пробирающего ночного холода. – Только вчерась нацепил третью лычку, а ужо командир. Теперь и Мишкой-то не назовешь. «Михайло Яковлевич» величать заставит, не инакше.

Потирая озябшие ладони, он поднес их ко рту и выдохнул на скрюченные пальцы густой пар. Настоящий Змей Горыныч, только пламени не хватает.

– А тебе что, завидно? – с безразличием бросил сидевший рядом Иван Костычев, продолжая тщательно заматывать тряпкой казенник своей винтовки, не посчитав нужным отрываться от столь важного занятия. – Не боись, Козьма. Война еще не скоро закончится. Придет и твое время. Накомандуешься.

– Хошь сказать, я жду не дождусь, когда Кульнева кокнут? – Самгрилов одним резким движением сдвинул папаху на затылок и дико выпучил глаза, хищно сверкнувшие в темноте. – Ты чего мне тут лопочешь, умник? Хошь сказать, я такой, да?..

По-прежнему не глядя в его сторону, Иван отмахнулся:

– Все под богом ходим. Не ровен час и его убить могут. Равно как и тебя, и меня, и Андрейку вон, – показал на третьего солдата, помоложе.

Тот полулежал, сунув кисти в рукава наподобие муфты, а его маленькая, похожая на птичью голова утонула в широком вороте шинели. Сверху ее скрывала примятая, не по размеру большая папаха. Под слабым светом луны казалось, что здесь только пустая шинель, снятая и причудливо свернутая каким-то солдатом. Но вот одежда шевельнулась, выпростав из темных глубин воротника худющее лицо с большим, заостренным носом, сонными глазами, узким, тонкогубым ртом и поросшими густой щетиной скуластыми щеками.

– Снова завелись, – вздохнул щуплый. – Дайте поспать, окаянные. Ночь на дворе.

– На том свете отоспишься, – буркнул Кузьма. – Как можно вообще спать перед боем?

Снова вздохнув, Андрей приподнялся, устраиваясь поудобнее. Глянул на тряпку, что наматывал Костычев. Выпятив острый подбородок, спросил:

– Зачем это? В атаку же скоро. Снова разматывать придется.

– Не придется. До германцев шагов пятьсот, не больше. Пойдем тихо, стрелять не будем. А и стрельнешь, все одно ни по кому в темноте не угодишь. А там – в штыки, да и дело с концом.

Самгрилов подался вперед:

– Ты, Верхов, человек вроде как ученый… Лучше вот что скажи. Когда война ента кончится, а? Скоро али нет? Бегаем, бегаем, иди-ка ты, туда-сюда через границу. То мы за немцем гонимся, то нас взашей выталкивають, то снова мы…

– Для кого и кошки долго родят, – усмехнулся Андрей, но вдруг посерьезнел. – Нет, братцы, не скоро. Чую, надолго это затянется. И много народа русского поляжет, пока германцу по сопатке надаем.

– Вот и я о том же. – Костычев завязал последний узелок и только теперь поднял глаза на товарищей. – Долго еще воевать придется…

В траншее что-то неуловимо изменилось. Будто пустили ток по проводам, и он, совершенно невидимый глазу, растворился в участившемся вдруг биении пульса тысяч солдат, которые изготовились к атаке и вот-вот поднимутся. Пойдут вперед, под свист пуль и грохот снарядов, на штурм немецких укреплений.

– Приготовиться! – слышен приглушенный голос Кульнева.

Нет, не зря все-таки доверили Михаилу Яковлевичу взводом командовать. Он хорошо показал себя и при отступлении с Мазурских озер, и потом, когда пробирались Августовскими лесами. Всегда первым в штыковую шел, увлекая за собой остальных. И этот участок заняли во многом благодаря Кульневу. Они с прапорщиком Радке, каждый взяв полуроту, ворвались в эти окопы с двух сторон. Выбили немцев. Переждали сильнейший артиллерийский обстрел, почти все здесь разрушивший. А затем отбили все контратаки, удержав-таки позицию.

Теперь настало время продвигаться дальше…

– Вперед!

Молча, в полной тишине, солдаты перевалили через бруствер и пошли друг за другом, стараясь не терять из виду соседей.

Теперь весь полк, выйдя из окопов, должен построиться в штурмовые колонны. Впереди 4-й и 3-й батальоны. 13-я рота в своем батальоне головная. Взвод унтер-офицера Кульнева, само собой, на передке. Еще два батальона, 2-й и 1-й, во второй линии. Встали. Ждут…

Русские окопы от немецких отделяет болото с протекающей через него мелкой речушкой. Хоть по ночам и подмерзало, на болоте лед не держался. Особенно коварны «ямы» – такие глубокие колодцы, заполненные водой и потому малозаметные. Хорошо, что еще засветло высланная вперед разведка наметила тропы.

Перед строем расхаживает командир 1-го батальона, Георгиевский кавалер, капитан Андреев. Его назначили начальником всей штурмовой колонны полка. Вот он останавливается, негромко подзывает офицеров. Те, сгрудившись, закрываются шинелями, фонариками себе подсвечивают. Небось на часы глядят…

– На молитву, – раздается команда шепотом. – Шапки долой!

Все молятся. Чинно, не спеша осеняет себя крестным знамением Костычев, поставив ружье на приклад. Рядом часто-часто крестится Кузьма Самгрилов. Лопочет что-то неразборчивое под нос.

– Господи, спаси и сохрани, – шепчет и Андрей, привычным движением прикладывая сомкнутые пальцы ко лбу, животу, правому, а затем и левому плечу. Сколько раз это делал, но сейчас, кажется, действительно всей душой уверовал, что святой крест непременно должен помочь. Губы шевелятся беззвучно, повторяя всплывающие в голове слова: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь»…