Андрей Расторгуев - Атака мертвецов

– Не знаю, – не открывая глаз, помотал головой Чижов. – Ничего не знаю. Пока прибывает мой замыкающий полк, отправляю всех на Старожинцы. Видели, что там, на дороге, творится?

Полковник молча кивнул, совершенно упустив из виду, что генерал на него не смотрит. Спохватился, сказав:

– То же, что и в лесу.

– Да. Столпотворение… Хаос…

У Чижова, казалось, опустились руки. Даже усы, всегда такие пышные и ладные, беспомощно свисали с уголков поджатых губ.

Оставив расстроенного генерала, Белолипецкий отправился собирать выходящий к фольварку полк.

Уже засветло полностью смог выйти лишь головной батальон, когда с юга вдруг появилась немецкая пехота, а со стороны деревни Старожинцы по фольварку ударила артиллерия. Били редко, наугад, но шрапнельный огонь, попадающий в скопление войск, страшен. И урожай собирает – будь здоров.

– Развернуться! В цепь! – прокричал полковник сквозь грохот разрывов.

Двигаться дальше в походном порядке сродни безумию.

Видя, что командиры его слышат и ждут лишь уточнений, чтобы начать немедленно действовать, показал на голые высоты к югу:

– Туда! Подняться, занять оборону!

Батальон тут же пришел в движение, рассыпаясь и разворачивая фронт к наступающим немцам. Артиллерию бы еще подтянуть для поддержки. Где этот вездесущий Белоногов? Вечно пропадает куда-то, как в нем нужда…

Поблизости оказалась батарея другой артбригады. Подскочив к ее командиру, штабс-капитану с изможденным лицом, прятавшему голову в поднятый воротник шинели, Белолипецкий крикнул:

– Тащите орудия за моим батальоном на эти высоты! Увидите, откуда пушки палят, встаньте туда фронтом и подавите огнем!

Уставший капитан только слабо качнул головой, не опуская воротника. Но батарея все же повернула к высотам и рысью, выжимая остатки сил из вымотанных лошадей, помчалась выполнять приказ.

Здесь не было густого леса, что рос по всей долине, и полковник надеялся увидеть возвышенность возле деревни Старожинцы, где, как он думал, располагалась вражеская артиллерия. Жаль, остальные батальоны полка со всеми пулеметами завязли в густом потоке и по-прежнему плелись далеко позади. Те силы, которыми сейчас располагал Белолипецкий, могли не сдержать немцев. Патронов почти не осталось. А какой боезапас у артиллеристов, он и подавно не знал.

Вот и склон, поросший кустарником. Пехота упорно карабкается вверх. За ними следом храпящие лошади тянут тяжеленные пушки.

– Не робей, братцы! – вдруг с шашкой в руке, верхом на лошади проносится мимо сам командующий корпусом. – Вперед! За веру, царя и Отечество!

– Урррра-а-а-а!!! – летит ему вослед.

Дружно крикнули ребятки, громко. И вроде пошли быстрей. Штыки выше держат. Смотри-ка, всего несколько слов, брошенных мимоходом, а как приободрили солдат.

Склон закруглился, выровнялся. Батарея, влетев на вершину, растащила пушки по фронту, остановилась, начала сниматься с передков.

Пехота пошла дальше. Ей прикрывать артиллеристов…

И тут сзади страшно загрохотало, изрядно тряхнув землю.

На позиции пушкарей один за другим вспучивались разрывы, раскидывая по сторонам не только снег с комьями земли, но и людей, лошадей, обломки орудий и парков. Похоже, немцы заметили разворачивающуюся артиллерию и открыли огонь сразу двумя или тремя гаубичными батареями. Снаряды ложились кучно. А били откуда-то с тыла. Значит, кольцо сжимается.

Несколько залпов, и от батареи ничего не осталось. Короткое затишье, пока немецкие бомбардиры наводили орудия на новые цели, позволило разглядеть сквозь рваный дым и оседающую пыль разбитые зарядные ящики, перевернутые, покореженные пушки, мертвые тела в солдатских шинелях и бьющихся в агонии раненых лошадей.

Долго сожалеть о потере артиллерийской поддержки германцы не дали. Снова завыли снаряды, посыпавшиеся уже на головы пехоты.

– В укрытие! – заорал Белолипецкий, едва в цепях батальона загремели взрывы.

Впрочем, эта команда оказалась лишней. Плотный обстрел из орудий и без того заставил солдат безумно метаться по высотке в поисках убежища.

Первым делом полковник спрыгнул с лошади. Побежал, пригибаясь, не разбирая дороги. Вокруг все грохотало. Хлестко бил по лицу горячий, тугой воздух, кидая за шиворот пригоршни снега и земли. Заложило уши. Даже удивительно, как смог расслышать:

– Сюда, вашскродь! Скорее!

– К нам, господин полковник!

Бросился на голоса, скатившись куда-то вниз. Больно ударился локтем. Тут же ухнуло, и сверху присыпало землей.

Огляделся. Он в окопе. Добротный такой окоп: стенки укреплены палисадом, есть ход сообщения. Только снегом все занесено. Никак продолжение Гродненских передовых линий. Что ж, пока везет.

Кроме Белолипецкого в окопе еще шесть везунчиков – два офицера с четырьмя рядовыми. И как они все сюда втиснулись?

Обстрел ослаб. Со стороны фольварка слышалось частое уханье русских пушек, вселяющее слабую надежду на благополучный исход. Неужели смогли развернуться и нащупать немецкую артиллерию?

Полковник рискнул выглянуть. Из-за деревьев картина вокруг Млынка виделась не полностью, но кое-что разобрать все же удалось. В уцелевший бинокль он разглядел наступающие с запада и севера густые цепи германцев. Несколько русских батарей, успевшие достичь поляны, стояли на позициях. Еще одна – на опушке леса. Они вели беглый огонь прямой наводкой, буквально выкашивая наступающих. Но тех было ужасающе много. И пушки, выпустив последние снаряды, вскоре умолкли.

Было видно, как батарейцы торопливо снимают замки с орудий и разбегаются, унося их с собой. По ним и по успевшим выбраться на опушку нескольким ротам пехоты велся плотный, уничтожающий огонь артиллерии и пулеметов. Бой был скоротечный, не оставляющий русским никаких шансов не то, что на победу – на выживание. Какое-то время немецкие снаряды и пули еще продолжали упорно рыхлить опушку, хотя отстреливаться там уже было некому. Лишь мертвые, искалеченные тела неподвижными грудами устилали перепаханную землю.

Дорога к фольварку Млынок, все еще забитая войсками, обстреливалась отовсюду. Там слышалась и ружейная, и пулеметная трескотня, и грохот разрывов, фонтаны которых то и дело взметались промеж деревьев.

«Все. Корпусу конец», – со всей обреченностью понял Белолипецкий. Основная часть его полка до сих пор торчала на этой чертовой дороге, превратившейся в смертельную ловушку для отстающих рот. Те, кто смог выбраться, уже мертвы. Перебьют и остальных. Это лишь дело времени.

Осев на дно окопа, командир полка зачерпнул горсть снега, швырнул себе в лицо, растер. «Господи! Тяжко-то как! Застрелиться хочется».

– Что будем делать, господин полковник? – подал голос один из офицеров. Все испытывали схожие чувства. Каждый понимал: корпуса больше нет, а германца в окрестных лесах – пруд пруди.