Пенни Винченци - Соблазны бытия

«Она мне по-настоящему дорога. У меня такое чувство, будто она такой же мой ребенок, как и все остальные».

Потом на страницах дневников появился Себастьян и больше уже не исчезал. Это была история абсолютной любви, яростной, верной, непоколебимой, сумевшей пережить столько испытаний. Джайлз добрался до марта 1920 года, и его глаза застлали слезы.

«Кит родился! Он – наш, мой и Себастьяна, и никакая сила не сможет отобрать его у нас.

Иногда я ненавижу Себастьяна, а порой бываю так зла на него, что готова убить его. Временами я думаю, что больше не захочу его видеть. Но при всех своих противоречивых чувствах к нему я люблю его. Все сильнее и сильнее. Вот так, если брать самую суть».

И даже печаль и негодование – два основных чувства, владевшие Джайлзом по отношению к отцу, – после чтения дневников как-то приглушились и потеряли былую остроту. Запись о смерти Оливера объясняла и оправдывала очень многое в этой любви втроем со всеми ее странностями и ограничениями.

«Оливер умер. Я чувствую, что мое сердце разбито. Если бы не Себастьян, мне бы тоже захотелось умереть».

Нет, эти дневники ни в коем случае нельзя уничтожать. Они бесценные сокровища.

Кейр был очень холоден с ней, и Элспет это сильно задевало. Казалось, ничто не могло хотя бы немного изменить его отношение: ни просьбы пообедать с ними, обсудить дела и планы, ни просьбы рассказать ей, чем он теперь занимается. Он попросту заявил, что им нечего сказать друг другу.

Элспет встречалась с ним каждую неделю, ибо по субботам Кейр брал детей и куда-нибудь отправлялся с ними. По всему было видно, что он их любит, а они – его. Достаточно было посмотреть, с какой радостью они его встречали. «Папочка, папочка!» – весело вопила Сесилия. Роберт ослепительно улыбался и тянул к отцу пухлые ручки. Расставание с Кейром превращалось для детей в настоящую трагедию. Они плакали навзрыд, и на них нельзя было смотреть без слез. Но еще больнее было видеть его легкий кивок и слышать краткое: «Ну, до субботы». Потом Кейр уходил, не произнеся больше ни слова. Он никогда не спрашивал: «Как дела?» или «У тебя все в порядке?». Элспет часто думала о причинах такой холодности и жестокости. Наверное, Кейр был немного сумасшедшим. Не мог не быть. Эта его абсолютная уверенность в собственном моральном превосходстве. Элспет понимала: Кейр действительно обладал моральным превосходством. Она могла жаловаться на его невнимательность, отчужденность, охлаждение чувств, принижение ее роли, но, какие бы прегрешения он ни совершал в рамках брака, они не шли ни в какое сравнение с ее изменой. И получалось, во всем Элспет должна винить только себя.

Ее главным утешением оставалась работа. Элспет работала в «Литтонс» по три дня в неделю, испытывая громадное удовлетворение. Поскольку Кейр ушел, у нее теперь был свой список произведений, свой кабинет, секретарша и двое подчиненных. Один – младший редактор, по возрасту лишь немногим моложе ее, а второй – стажер. Работа была для нее праздником. Элспет подыскивала произведения для публикации и затем покупала на них права, проявляя редакторское чутье, которое удивляло даже Джея. Мало того, у нее постоянно возникали сюжеты новых романов. Элспет часами обсуждала их с Клементайн. Та признавалась, что разговоры о книгах – это ее единственное литературное творчество на данный момент.

– Не представляю, хватит ли у меня энергии снова сесть за письменный стол.

Ее беременность уже имела солидный срок. Клементайн по секрету призналась Элспет, что ей придется возиться не с одним ребенком, а с двумя.

– Я очень люблю Кита, но он неимоверно требователен. Всю жизнь его баловали. Боюсь, когда родится ребенок, Кит без восторга примет свой отход на второй план.

– Ничего, он крепкий, – сказала Элспет. – Смирится.

Но, невзирая на все ее смелые слова и прогрессивные идеи, сама она оставалась без своего великовозрастного ребенка, по которому ужасно скучала.

Клементайн заметно потяжелела. Ее живот был просто громадным.

– Я почти рада, что Кит меня не видит. Зрелище ужасное.

– Не выдумывай, – возразила Элспет. – Ты сейчас просто красавица.

– Ты так считаешь? А вот я не согласна. Мне всегда казалось надуманным утверждение о том, что самой красивой женщина бывает в период беременности. Какая красота, когда живот выпирает и ты ходишь, переваливаясь с боку на бок? Представляешь, я поправилась почти на двадцать килограммов. Я теперь ем все без разбору и с большим аппетитом.

– А как Кит относится к перспективе скорого отцовства?

– По-моему, он очень рад. Хотя постоянно вздыхает и сетует, что лишен возможности увидеть малыша. Я его понимаю. Он еще не до конца оправился после смерти матери. Сейчас он корит себя за глупо упущенное время, когда он рассердился на Селию за ее новый брак и несколько лет не желал с ней встречаться. Да ты и сама знаешь. Моему малышу еще нужно будет изрядно потрудиться, чтобы выйти наружу.

– У него это отлично получится, – обнадежила ее Элспет.

В ожидании призыва на воинскую службу Лукас работал в «Литтонс». Своей работе он радовался, как ребенок. Правда, пока ему доверяли лишь самую несложную работу, которую он выполнял безропотно. Его любимым местом был отдел обработки корреспонденции. Элспет не переставала удивляться. Она помнила, каким высокомерным Лукас был всего несколько лет назад. Он поделился с ней своими планами на будущее. Оказалось, Лукас намеревался ни много ни мало встать во главе издательства. Он говорил о славной традиции всех руководителей начинать свою карьеру с отдела доставки корреспонденции.

– Издательство – это иерархия, и нужно обязательно пройти все ее ступени. Тогда будешь не понаслышке знать, кто чем занимается. У меня уже есть обширные планы по реорганизации «Литтонс».

– Это не шутка? – спросила Элспет. – А нам можно их узнать?

– Разумеется. Самый серьезный вывод, к которому я успел прийти, – это нехватка капитала. Издательство постоянно экономит. Нам нужно гораздо больше денег, чем сейчас. Этого легко достичь, если сделать «Литтонс» открытым акционерным обществом. Мы должны получить право на выпуск новых акций. За нами оставался бы всесторонний контроль, но у нас появились бы фонды, имеющие тенденцию к увеличению. Я не придумал ничего нового. Такое уже сплошь и рядом происходит в издательском мире.

– Меня бы не понадобилось долго уговаривать, – призналась Элспет. – У меня самой крутились аналогичные мысли, и у Кейра тоже. Возможно, мы сумели бы убедить Джея. А вот мою маму и Джайлза – ни за что!

– У нас было бы три голоса против двух.

– Лукас, ты ведь не входишь в совет директоров. У тебя нет ни одной акции. Это просто смешно.