Сергей Пивень - Засада. Спецназ 1941 года

Колодин удобно расположился под кустом, лежа на животе, раскинув ноги и положив рядом с собой автомат с гранатами. Седаков лежал немного в стороне, посматривая назад, готовый в случае необходимости прикрыть товарища и не дать застать себя врасплох. С собой у него был советский автомат «ППШ», патронов в котором было куда больше, чем в немецком «шмайссере», которым был вооружен Колодин.

Лес вокруг становился прозрачнее, между деревьями стремительно возникали просветы, растворяя рваные лохмотья тумана. Впереди явственно проступала железнодорожная насыпь.

Осмотрев в бинокль территорию вокруг столба-указателя и не найдя ничего подозрительного, Колодин повернулся к Седакову и тихо сказал:

— К указателю пойду я. Если начнется стрельба — уходи. Доложишь обо всем командиру…

Он хотел сказать что-то еще, но не успел — царившую тишину леса разорвал протяжный гудок паровоза. Судя по звуку, поезд двигался со стороны Белостока…

Помощник машиниста Зденек Сикора, высунувшись из окна паровоза, напряженно всматривался в пролетающий мимо утренний лес. В свои двадцать с небольшим лет Зденек был рассудительным парнем, научившимся различать людей. С начала войны он быстро уяснил себе, кто чего стоит и кто на самом деле кем является. Многие из тех, кого он считал надежными волевыми людьми, с приходом немцев на деле оказались обыкновенными трусами, жаждущими только одного — спасти свою жизнь любой ценой. Оттого он стал осторожен и никому не доверял — понимал, как мало стоила сейчас человеческая жизнь, особенно тогда, когда ее можно запросто лишиться за одно неосторожно сказанное слово.

— Что там видно, Зденек? — Машинист Войцех Красовский, старый железнодорожник, смотрел на своего помощника, высунувшегося в окно.

У Красовского было четверо детей, и, в отличие от Зденека, пойти работать машинистом к немцам его заставила нужда. Нужно было как-то содержать свою семью, где самому младшему было пять лет.

— Прошли двадцатый километр, — ответил Зденек, повернувшись к Красовскому. — Скорость набрали, теперь можно и покурить…

Машинист кивнул головой, соглашаясь. Зафиксировав рычаги управления, Красовский взял в руки висевшее на крючке полотенце и вытер им лицо. Поезд шел достаточно быстро, можно было немного и передохнуть.

— Эй, Юзик, бросай лопату, угля в топке хватит на километр. Пойдем перекурим. Зденек угощает…

Кочегар поезда Юзеф Суваль выпрямился и, следуя совету Красовского, отбросил лопату в сторону. Испачканное углем лицо делало его похожим на мулата. Медленной походкой он двинулся к Сикоре.

Зденек достал из внутреннего кармана пиджака пачку, вытащил из нее две папиросы и протянул их кочегару и Красовскому. Те молча закурили и стали смотреть в окно. Мимо проносились стройные ряды вековых деревьев, стоявших стеной практически у самой железнодорожной насыпи.

— А ты сам почему не куришь? — спросил Красовский, видя, что Зденек не притронулся к папиросам.

— Жарко тут, пойду наружу…

Машинист покачал головой, выказывая свое неудовольствие.

— Часовой может запретить… Смотри — нарвешься…

— Все же пойду, духота невозможная… Постарался ты, Юзик, на славу!..

Кочегар в ответ только улыбнулся и пожал плечами.

Зденек вышел из кабины паровоза наружу и оперся на металлические прутья, служившие перилами. В лицо сразу же ударил свежий запах утреннего леса. Сикора посмотрел в сторону вагонов — к нему спешил немецкий часовой, о чем и предупреждал его машинист Красовский.

Состав, который они вели сейчас, был с военной техникой. На платформах, прикрытые брезентами, стояли танки и артиллерийские орудия. В наглухо задраенных вагонах находились ящики с боеприпасами. Зденеку сказал об этом Красовский, когда полчаса назад они отправились с вокзала Белостока в сторону Барановичей. Сам машинист, а также кочегар Юзеф Суваль не были членами подполья, а потому Зденек был с ними всегда настороже. Он не исключал и того, что кто-то из них являлся тайным осведомителем гестапо.

Часовой стремительно приближался. Сикора посмотрел вниз — поезд только что прошел мимо указателя двадцать второго километра. Осталось еще немного.

Зденек достал из пачки папиросу, чиркнув спичкой, закурил. Поезд начал набирать обороты — видимо, Юзик подбросил угля.

— Что случилось? — жестко спросил часовой, подходя ближе к Сикоре. — Почему вышел из вагона? — Хотя сказано это было по-немецки, но Зденек за месяц научился понимать эту отрывистую гортанную речь.

— Господин солдат, пожалуйста!.. — Сикора протянул немцу пачку с папиросами, предлагая тому присоединиться к нему. Тот понял, довольно улыбнулся, достал из пачки последнюю папиросу, но курить не стал и затолкал ее в свой карман. После чего, немного смягчившись, сказал:

— Зайди обратно!.. Больше не выходи!..

Зденек услужливо стал кланяться. Впереди замаячил черно-белый столб-указатель.

— Хорошо, хорошо!.. Только докурю!..

Через несколько секунд брошенный Зденеком окурок полетел вниз. Следом за ним вниз полетела и ставшая ненужной пустая пачка из-под папирос. Немецкий часовой ничего не заподозрил — пачка упала неподалеку от указателя двадцать третьего километра…

Вернувшись обратно в кабину паровоза, Зденек как ни в чем не бывало продолжил свою работу — задание, которое дал ему Лукаш, он выполнил…

Состав прогрохотал мимо и вскоре скрылся за темными рядами деревьев, между которыми была зажата железная дорога. Оторвав бинокль от глаз, Колодин, обращаясь к Седакову, сказал:

— Запомни — в составе было десять вагонов и двенадцать платформ. На платформах, судя по очертаниям брезента, семь танков и пять орудий. Черняк должен передать это в Центр…

Сняв с шеи бинокль, он протянул его Седакову.

— Действуй, как договорились. Если что — бегом к командиру. Даже если я нарвусь на засаду…

— Может, немного подождать? — предложил Седаков. — С железной дороги насыпь просматривается очень далеко. Вдруг кто увидит?

— Нет, к указателю нужно идти прямо сейчас. Пришло время проверить — поступила ли для нас информация.

Поднявшись с земли и держа автомат наготове, Колодин, слегка пригнувшись, двинулся к указателю двадцать третьего километра, стоявшему возле железнодорожной насыпи.

Говорить Седакову о том, что он видел в бинокль, как какой-то парень бросил с паровоза смятую бумагу, он не стал. Мало ли что может случиться с ними на обратном пути? Не дай бог в плен попадут — зачем давать немцам шанс установить этого парнишку-железнодорожника, а через него выявить и других подпольщиков? Нет, в себе-то Колодин был уверен, а вот как поведет себя Седаков, попади он к немцам, — одному богу известно. Тогда зачем рисковать?