Ариадна Борисова - Змеев столб

Полнотелый начальник со звездами над обшлагами гимнастерки недовольно сморщился:

– Чего так долго?

– Осталось еще семь минут, – невозмутимо возразил офицер.

– Ну так укладывайтесь в эти семь, – проворчал начальник и, неприязненным взглядом обведя группу новоприбывших, велел: – Мужчины, попрощайтесь с родными!

– Почему?! – взголосила Нийоле.

– По санитарным правилам они отправятся в другом поезде.

Пояснение не отвело паники. Женщины вцепились в мужей, закричали дети.

– Вы встретитесь в пунктах следования! – надрывался начальник.

Пестрые людские волны густели и напирали, кружили, как затянутый в инерцию бега пьяный хоровод, воздух дрожал от гомона, ругани, мольбы; платформу непроницаемой стеной обложили солдаты.

– До свидания, до свидания! – кричали провожающие. Не было слышно ни одного «прощай»…

Теряя терпение, красноармейцы силком начали оттеснять мужчин от железнодорожного полотна и забрасывать вещи в вагон. Конвойным удалось отпихнуть жену от Гринюса. Юозас ринулся к отцу.

– Иди к маме, сынок, – подавленно бормотал булочник, отталкивая от себя от паренька.

– Она мне не ма… не ма… не ма!.. – исступленно проорал Юозас, в припадке невыносимого отчаяния извиваясь в руках красноармейцев.

– До свидания, Юозас, береги Нийоле и маленького, прошу тебя, береги Нийоле… – сорванным голосом просипел Гринюс, опустив голову.

Мария с перепуганным малышом потерянно металась на пятачке замкнутого пространства, Хаиму конвоиры завернули назад локти.

И тут произошло нечто никем не предвиденное.

Из угла оцепления со страшным ревом вымахнул могучий человек в синей форме путейца. На искаженном злобой пятнисто-красном лице его горели безумные глаза. В головокружительном броске очутившись рядом с Марией, железнодорожник отшвырнул мальчика в сторону. Ребенок взвился легко, как мяч.

…А дальше бешеные секунды слились в хаос движений и звуков, засверкали быстрее молний, время спуталось, перестало существовать. Ахнувшую толпу поддало, выбило вперед, – приземистая пожилая женщина со скоростью и воем торпеды вынеслась сквозь плотное живое заграждение, и мальчик упал в ее подставленные колыбелью руки.

Путеец схватил Марию за плечи… и взорванная в Хаиме ярость освободилась от стражей. Свирепая жажда убийства, запустив тело с силой пращи, поглотила оглохший мир. Кулак со слепой точностью прицельного разбега саданул в каменную твердь рябой скулы; в кровавом тумане, застлавшем глаза, мелькнули дробины зрачков и провал черного чужого вопля…

Последнее, что очень четко увидел Хаим перед тем, как вокруг вспыхнули и заслонили свет алые и пурпурные столбы, показалось ему мимолетной грезой: безжизненно опустив руки, подстреленным ангелом летела с неба Мария, а на земле стояла женщина с мучительно знакомым лицом и прижимала к себе светловолосое дитя.

– Матушка, – удивился Хаим.

Он слепо пошарил рукой – Мария была рядом.

Монотонный грохот вибрировал в мозгу и стучал в висках. Тело налилось чугунной тяжестью. В левом глазу плавала багровая мгла. Правый, открывшись с трудом, уловил в пыльных сумерках смутное движение.

На двухэтажных нарах сидели и лежали люди. Полосы света и воздуха, двумя ручьями струясь из зарешеченных окон под потолком, прореживали душную взвесь, замешенную на испарениях пота и запахах парфюма. Хаим не мог сосредоточиться и понять, что происходит. Трудно сглотнул, – в вязкой слюне ощущался привкус крови. К щеке со лба подтекала липкая влага. Вдруг прямо перед ним встала и без всякого стеснения начала раздеваться старая женщина с дымчатым нимбом над головой. Сдергивая с себя платье за платьем, она страстно сыпала отрывистые русско-польские восклицания и складывала скинутую одежду в свитер. Мелькали унизанные кольцами руки, свитер толстел, а тело таяло.

Хаим напряг память и вспомнил ресторан «Оранж», заказной оперный концерт… Пани Ядвига. Он поразился причудливости своего бреда: явление хозяйки кабака блистательного Сенькина в таком странном месте и ракурсе не могло быть реальностью.

С верхней полки противоположных нар свешивалась голова Юозаса. Она мелко подрагивала в такт беспрерывному стуку. Внизу жена булочника кормила грудью ребенка…

Из темного провала к горлу взмыло всполошенное сердце: где Ромка?! Хаим попробовал подняться.

– Очнулся, – вздохнула Нийоле.

Старуха изрядно похудела, но была все такая же величественная. Посмотрела на Хаима – тоже узнала. Наверное, еще там, на станции.

– Лежи, лежи, – велела она. – Нельзя сразу.

– Железнодорожник кулаком тебе по лбу заехал, – пояснила Нийоле. – На пальце у него, видать, был перстень, потому и кровь на лбу – кожа немножко содралась. Успел в лицо разок пнуть, по глазу попал, и оттащили.

– Не вставай, потерпи до вечера, – сказала старуха. – Он хорошо влепил, сотрясение мозга наверняка есть. Если нужда придет, скажешь, – свожу до параши, она у другой стены.

«Параша» – русское женское имя», – подумал Хаим и снова заподозрил: бред.

– Это сортир, – усмехнулась старуха, словно прочитав его мысли. – Спасибо хоть дырки нам в полу продолбили для «санитарии».

– Где… наш ребенок? – собственный осипший голос резанул Хаиму слух.

Женщины переглянулись, и Нийоле принялась рассказывать:

– Когда этот сумасшедший кинул Ромку, какая-то тетка его поймала. Потом промешкала вам отдать или не захотела. Вы ж с Марией оба были как мертвые, и я испугалась взять мальчонку… Он плакал сильно… Тетка покричала: «Прости, прости», и ушла. Похоже, мать, или не видел? На сестренку твою похожа. Ты после удара сознание потерял, а Мария – раньше. Как железнодорожник к ней прыгнул, так и потеряла. Знакомый, что ли?

Не дождавшись ответа, Нийоле продолжила:

– Солдаты забросили ее в вагон с вещами вместе. Пока этого безумца крутили, пока начальник что-то выяснял и распоряжался, тот «наш» офицер приказал солдатам поместить тебя сюда и документы твои отдал сопроводителям. Потом начальник распекал его за это, а офицер сказал – ошибка вышла в суматохе. Мужчин уже увели, и начальник махнул рукой – ладно, мол, пускай. Закрыли нас, и тронулся поезд. Юозас места всем на нарах занял, приволок вас и вещи…

Хаим поблагодарил подростка. Нийоле всхлипнула:

– Офицер пожалел тебя, а моему не повезло… Повезли неизвестно куда…

– Ска-ска-сказа-али же – встре-тре-трети-имся в пу-пунктах следо-д-о-ова-ва-ания! – зашипел на нее пасынок.

По тому, как пошевелилась Мария, Хаим понял: жена не спит и все слышала.

Он закрыл глаза. Дрожащие кулаки сжимались сами собой. Костяшки пальцев запомнили уязвимость булыжной скулы… Неумолчные колеса выстукивали вопросительно-злорадную скороговорку: «За что? – За то! – За что? – За то!»