Ариадна Борисова - Змеев столб

То же мощное подсознательное чувство почему-то поступило с Марией наоборот. Сына как будто вырвали из корня ее жизни, из живой плоти, и страшная кровавая рана на том месте, где раньше жило дитя, настойчиво убеждала Марию в том, что его больше нет.

Не представляя ясно глубины материнского горя, Хаим чувствовал нескончаемый подземный пожар и не пытался проникнуть в этот черный тлеющий лес. Он был уверен: если бы пришлось искать Ромку в темноте среди тысяч детей, жена нашла бы его на ощупь, по запаху, силой древнего, как мир, наития.

Стоя на береговом взгорье, за продвижением новоприбывших наблюдала здешняя власть: две женщины и с десяток мужчин, один из них милиционер. Человек, выделяющийся могучим ростом и телосложением, с командирскими повадками, был, вероятно, главным начальником мыса. Женщины смотрели на «наемников международной буржуазии» с любопытством, милиционер был явно подвыпившим и скучал. Хаим не без удивления признал в нем соплеменника.

Отцепленные баржи встали на якоря, пароход развернулся, весело попыхивая трубой. Начальник, зловеще супя густые брови, вдруг разразился площадной бранью.

– Зверь, – определила пани Ядвига.

Он оказался не зверь, а Змей. Фамилия заведующего участком была Тугарин. Змеем его за глаза звали все, включая милиционера с еврейским лицом и русским именем Вася.

Змей метался и орал:

– Одни бабы, екарный бабай! Рехнулись они там, что ли – кого мне прислали? Как я выполню план с бабами и стариками?!

Переселенцы огорошенно молчали. Никто бы не заподозрил в них, не особо опрятных, одетых во все, что отыскалось теплого, облетевший цвет литовской элиты и интеллигенции: жен бывших владельцев магазинов, фабрик и руководителей предприятий, инспекторов гимназий, директоров школ, учителей, журналистов, монахинь.

Оглядывая жалкое сборище, начальник в бессильной досаде заскрипел зубами:

– Ну, чего зенки вылупили? Марш таскать груз, быстро!

Принялись носить вверх мешки с мукой и солью, доски, бревна, кирпичи на носилках, катили бочки с керосином и железные камельки, смастеренные из тех же бочек. Пожилые женщины захлопотали у костров над кастрюлями с мучной похлебкой. Дети постарше тоже не сидели сложа руки, искали выброшенную весенним половодьем древесину – вокруг не росло ни деревца.

На берегу под ногами смачно чавкала смесь ила и песка, болотистая тундра состояла из сплошных кочек, покрытых свалявшейся, как старая овчина, травой. Хаим клял себя за то, что, ошеломленный новым переселением, забыл взять с собой и женины сапоги. Он пытался облегчить жене работу насколько мог, хотя это было бесполезно, – она мягко отстраняла его руки. Хаим старался не замечать, как оскальзываются и вязнут в мокрой грязи ее окоченелые ноги в размякших туфлях.

Тучи надвинулись низко, бурыми косяками устремились на запад. Швырнешь в тучу камень – застрянет в ее пористом веществе и, может, долетит с нею до войны… Начался дождь, захлюпал в обуви, выстройнил тела, холодными прутьями выбивая собранное движением тепло. Через десять минут на миг показался розоватый клочок неба, словно младенец пихнул пяточкой, и кончился дождь. А вскоре узнали, что погода здесь меняется едва ли не каждые полчаса.

На Алтае, какой бы тяжелой ни казалась крестьянская работа, спецпоселенцам было предоставлено жилье, зеленели огороды, хозяйки коров продавали молоко и творог. Там, наверное, все еще стояло благодатное лето, и народ собирал картофель, посаженный вновь высланным контингентом…

В обед Хаим разогрел руками ноги жены. Она сидела на бревешке спиной к костру, опустив голову, стыдилась нечуткости мужа по отношению к другим женщинам, его обыкновения не признавать условностей, как если б никого вокруг не было. Отказалась бы, но уж больно замерзла. Женщины тоже отводили глаза, вздыхая, хотя притерпелись уже к будничной манере этого мужчины опекать жену, будто ребенка. За долгое время невольной совместной жизни с характеров слущилась шелуха показного, наносного, души были упрощены, и люди понимали: Хаим не прикидывается, он такой, какой есть, и принимали его таким.

Выбрав из груды кулей для рыбы мешок покрепче, он разорвал холст и обмотал ноги Марии поверх туфель – малая, а все же защита, легче беречь тепло. О близости вечной мерзлоты к поверхности здешней земли сообщили мальчишки. Отойдя в поисках топлива дальше, они обнаружили природный дровяной склад на берегу широкого залива. Множество лет штормы выбрасывали сюда занесенные морем с верховьев погибшие деревья, поддоны из-под кирпичей и даже тесаный строевой лес, сорванный где-то с плотов. Ребята увидели мерцающий лед вечности под утопшим торцом толстого бревна, которое им общими усилиями удалось выковырнуть из занесенного илом кочкарника.

Разгрузили баржи только ближе к вечеру. Тугарин велел собраться и сказал речь, мало отличающуюся от речей, слышанных ранее от председателей алтайских совхозов:

– …ударно трудиться на благо нашей советской Родины. Товарищ Сталин и коммунистическая партия… Народ вам поверил, и вы должны… находясь в глубоком тылу, приближать победу над проклятым фашизмом… Фронт ждет, когда мы отправим ему рыбу…

С этого момента Хаим слушал внимательно.

– …мы претворим в жизнь все планы по добыче и засолке рыбы! Каждый день и час воины Красной армии спасают страну от врагов, не жалея себя, и вы обязаны жить так, чтобы…

– Извините, в чем же нам жить? – прервал Хаим.

Начальник смерил его уничижительным взглядом. Вежливый какой – извините-пожалуйста, а перебил! Интеллигент жидовский… Змей длинно сплюнул в песок.

– В чем-чем, – передразнил презрительно. – Вон, – показал на великанские тюки, – ставьте пока что палатки.

К ночи в двух огромных солдатских палатках с бочками-камельками кое-как поместились все двести человек.

– Половим рыбу и увезут в Тикси или еще куда-нибудь, – сказала Гедре, дочь покойного Бенешявичюса.

– Конечно, увезут, не будем же зимовать в палатках, – согласилась Нийоле, опасливо поглядывая на пани Ядвигу. Но та помалкивала.

Ужин варили тут же. Подросткам посчастливилось подбить палками непуганых гусей, и вкус забытого мяса немного приподнял настроение. Устраиваясь на досочном настиле и рыбных мешках, люди невольно чувствовали себя пассажирами корабля, потерпевшего крушение. Тщились уснуть поскорее, отгоняя мысли о будущем … Утром эти мысли пригнал назад Тугарин, приказав строить на зиму жилье, и по-доброму посоветовал:

– Поторопитесь, сами видите, какие погоды тут подлые, а скоро земля совсем замерзнет, останетесь без дерна.

– Из чего строить? – Хаим задал вопрос, беспокоящий всех. Прораб вчера пояснил, что бревна, вытащенные с берега, пойдут на строительство конторы и цеха засолки рыбы.