Пенни Винченци - Наперекор судьбе

А тут ей еще и пить захотелось, причем сильно. Иззи терпела, сколько могла, однако жажда победила. К детской примыкала ванная. Вода там, конечно, тепловатая, но это лучше, чем ничего. Иззи осторожно вылезла из постели и открыла дверь. В доме было тихо и темно. Она прошла в ванную, но не нашла там ни чашки, ни даже стаканчика для чистки зубов. Иззи попробовала пить из-под крана, однако больше расплескивала воду, чем пила. Тогда она подумала, что никому не помешает, если тихонечко сходит на кухню за чашкой.

Светила полная луна, и ее свет заливал широкую лестницу. Иззи на цыпочках спустилась вниз, вышла в коридор и вдруг замерла. Снова эти жуткие звуки. Ее отец. Он снова плакал. Совсем тихо, но никак не мог остановиться. Иззи стояла, не зная, как ей поступить. Войти к нему нельзя – он очень рассердится. Но ведь так ужасно стоять и слушать его плач. Какие жуткие звуки. Потом отец стал что-то говорить. Громко. Может, он не один? Может, у отца наконец-то появился друг? Иззи не помнила, чтобы к ним кто-нибудь приходил. Разве только Кит и иногда леди Селия. А так – никого из взрослых. Правда, может, у отца все-таки бывали гости, которые появлялись поздно вечером или ночью, когда она спала.

Иззи стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Потом отец снова заговорил сквозь всхлипывания:

– Что бы ты сказала, Пандора, увидев меня таким?

Значит, у отца в кабинете не было никакого друга. Он разговаривал с ее мамой, которая умерла, когда Иззи только родилась.

Отец снова заплакал. Это было невыносимо. У Иззи самой глаза наполнились слезами. Сострадание к отцу вдруг сделалось сильнее, чем страх. Быстро, пока ее смелость не исчезла, Иззи пробежала по коридору и постучалась в дверь кабинета.

– Кто там? – послышался хриплый, сердитый голос отца.

– Папа, это я.

– А ну живо в кровать! Чего это ты вдруг встала?

– Мне захотелось пить.

Новая волна смелости помогла Иззи без спросу открыть дверь. Отец сидел за столом, сложив руки перед собою. Чувствовалось, он много и долго плакал. На лице поблескивали мокрые полоски, глаза были красными и воспаленными. Рядом стоял полупустой бокал с напитком, который пьют взрослые, чуть поодаль – бутылка. А еще на столе лежала фотография женщины, в которой Иззи сразу узнала свою маму. Отец никогда не показывал ей материнских фотографий и вообще не говорил о матери. Но зато Кит ей рассказывал, и Барти тоже. Барти даже показала ей несколько снимков красивой женщины, на которую, как говорили Кит и Барти, она очень похожа. С тех пор Иззи захотелось побольше узнать о своей маме.

– Я сказал – немедленно в кровать.

– Я услышала, как ты… плачешь.

– Услышала? – переспросил отец, хмуро глядя на нее.

– Да. И мне стало тебя очень жалко.

– Неужели. Однако…

– А потом я услышала, как ты говорил с моей мамой.

– С твоей мамой? Ты слышала? Нет, Изабелла, как ни печально, теперь говорить с нею я уже не могу. Только с фотографией. Но я мог с нею говорить… с живой, если бы не… – Он замолчал.

– Если бы не что?

– Нет, – вздохнул отец. – Этого я тебе не скажу. Все равно не поймешь. А теперь, Изабелла, пожалуйста, иди к себе и ложись спать.

– Но…

– Спать, я сказал.

Иззи понимала, что не сумела помочь отцу. Но она не могла просто повернуться и уйти.

– Мне очень жаль тебя, папа. Ты такой несчастный.

– Что ж, благодарю за сочувствие, – вежливо ответил он.

Воодушевленная тем, что не вызвала очередной всплеск отцовского раздражения, Иззи решила еще немного поговорить с ним. Сказать что-нибудь приятное, отчего отцу, возможно, станет легче.

– Я очень люблю книжки, – сказала она. – Твои книжки.

– Неужели?

– Кит мне их читает. Они очень… захватывающие. Ты так здорово их написал. И мне очень нравятся все животные, про которых ты пишешь. – (Отец молчал.) – Я говорю не про обычных животных, а про необычных. Больше всего мне понравились плавающие коровы и летающие рыбы. Жаль, что их нельзя увидеть.

Он по-прежнему не произносил ни слова, но, поскольку взгляд у него стал менее сердитым, Иззи решила продолжать:

– Я подумала: а что, если бы они все пришли к нам? Всего на один день? Встретились бы с обычными коровами. Это было бы так здорово.

– Что ты сказала? – Отец все еще хмурился, однако голос у него стал менее сердитым.

– Я сказала… – Иззи лишь отчасти понимала, что впервые ведет настоящий разговор с отцом. – Я сказала, что было бы здорово, если бы животные из твоих книжек вдруг приплыли и прилетели в Англию, в наше время, хотя бы на один день. Наши коровы увидели бы плавающих коров. Интересно, что бы они подумали? Может быть, им тоже захотелось бы плавать? – Отец молчал, и Иззи осмелела: – И летающие рыбы. Представляешь, рыбы в реках увидели бы их и очень удивились. И как было бы здорово, если бы встретились два времени: их и наше. А ведь они могли бы соединиться. И если бы они соединились…

Затянувшееся молчание отца стало пугать Иззи. Неужели она так его рассердила, что он больше вообще не захочет с ней говорить? Наверное, нужно было уйти сразу же, когда он велел ей уходить.

– Пожалуйста, иди и ложись, – наконец сказал отец. – Чтобы работать, мне нужна тишина и покой, а не твоя чепуха, которую ты мелешь, вместо того чтобы спать.

Иззи вздохнула.

– Да, папа, – ответила она и повернулась к двери.

Но потом, почувствовав, что стала чуточку ближе к нему, а еще потому, что сегодня он был таким несчастным, без всяких на то причин она добавила:

– Папа, если ты совсем не хочешь, чтобы я ехала в Эшингем, я останусь.

Отец молча смотрел на нее. И Иззи тоже молча смотрела на него, выдерживая его взгляд. Смотрела, понимая, что сама же все испортила. Не будет теперь этой замечательной поездки, не будет двух недель вместе с Китом, катания на пони, хождения по воде в резиновых сапогах. Она не будет собирать чернику и помогать на ферме. Ничего теперь не будет. Иззи беспомощно посмотрела на отца, не зная, как теперь себя вести. А вдруг он скажет: «Да, я хочу, чтобы ты осталась здесь»? Что с нею будет, если она услышит эти слова?

– С чего ты взяла? Наоборот, я хочу, чтобы ты поехала в Эшингем, – сказал отец.

Иззи захлестнуло волной облегчения, но это не помешало ей ощутить грусть, вызванную отцовскими словами. Получалось, он даже рад временно избавиться от нее. Он не хотел, чтобы она была рядом.

– Скажи, ну какой смысл тебе оставаться здесь?

– Не знаю, папа. Я просто подумала…

– В таком случае перестань просто думать. И бегом в кровать. Время очень позднее.

– Да, знаю. Почти два часа ночи.

– Ты умеешь узнавать время?

– Только наполовину, – призналась Иззи. – По маленькой стрелке.

– Надо же, как много я о тебе не знаю, – сказал он.

Он сидел и глядел на нее, но Иззи чувствовала, что он ее не видит, а смотрит сквозь нее, в какое-то печальное-препечальное место.