Пенни Винченци - Наперекор судьбе

Узнав о ее уходе из «Литтонс», Джей очень расстроился и заявил, что в знак протеста тоже уйдет.

– Джей, не делай глупостей. У тебя здесь прекрасные перспективы. Грех не использовать все возможности, которые дает твое положение. Мне твое будущее в «Литтонс» видится очень успешным. Подумай, как твоя мама гордилась бы сейчас тобой. И не надо ничего делать «в знак протеста». Это всего лишь мое решение.

– Но все понимают, почему ты его приняла.

Его слова огорчили Барти. Она надеялась, что эта связь не будет столь очевидной. Но огорчение начало проходить, когда и Джей произнес сакраментальную фразу:

– Понимаю, ведь ты не принадлежишь к клану Литтонов.

Похоже, даже он ощущал невидимый барьер, по другую сторону которого ей не было законного места.

Венеция была менее многословной, чем ее мать, но проявила ту же твердость, пытаясь отговорить Барти.

– Барти, ну как ты можешь бросать нас в такое время? Это ужасно стыдно. Уезжать теперь, когда вот-вот начнутся перемены, когда наши идеи будут осуществляться быстрее, чем прежде? К чему такая спешка? Почему бы не подождать, не посмотреть, как будут развиваться события?

– Я не могу ждать. Для меня ничего не изменится, и в этом-то все дело.

– Что ты говоришь? Конечно изменится. У тебя будет больше свободы, больше гибкости. Наконец, ты получишь этот весомый новый титул.

– И это все, что у меня будет. Пойми, Венеция, мне никогда не стать Барти Литтон.

– О чем ты говоришь? Ты такая же, как мы. Конечно, у тебя нет акций, но…

Это «конечно», произнесенное Венецией, еще раз подтвердило Барти, что она приняла правильное решение.

Джайлз сказал совсем мало: выразил надежду, что она поступает правильно, и пожелал ей успехов. Вид у него был откровенно страдальческим и безрадостным. Барти мысленно его пожалела. Чувство горькой обиды, не покидавшее его со дня собрания, ощущалось физически. Джайлз был единственным из Литтонов, глядя на которого Барти радовалась, что не получила акций. Она не представляла, как бы он оправился после такого удара.

Она смотрела на этого язвительного, раздраженного, сердитого человека, и ей не верилось, что когда-то он был милым мальчишкой, ее другом. Единственным другом. Потом он превратился в застенчивого молодого человека, признавшегося ей в любви. Прав, наверное, был Оливер, называя войну звездным часом Джайлза. Храбрый солдат, заботливый командир, достойный высоких наград… Ей стало грустно. Очень грустно.

Уол ударил ее больнее всех. Сначала он со слезами на глазах упрашивал ее не уезжать. Потом стал говорить, что будет невыносимо скучать по ней. Эмоциональный шантаж всегда был его сильной стороной.

– Барти, а я-то думал, мы с тобой не только давние, но и очень близкие друзья.

Она выдержала и это. Тогда он спросил, чего же она хотела, а услышав ответ, попытался объяснить:

– Барти, ну разве я мог это сделать? Как бы мы ни любили тебя, ты не из Литтонов. Уж такие вещи ты должна понимать.

Даже Себастьян не удержался, напомнив ей о том же самом.

– Дорогая, ты должна делать то, что отвечает твоим желаниям. Уверен: тебя там ждет большой успех. Но мы будем очень по тебе скучать. Я не совсем понимаю необходимость твоего отъезда.

Когда Барти попыталась ему объяснить, Себастьян обаятельно улыбнулся ей и спросил:

– Дорогая, признайся, неужели ты ожидала чего-то другого? Ты, как и я, всего лишь «почетный» Литтон.

Вот и все. Она уезжает.

Здешнюю няню она не возьмет. Этой застенчивой девушке было бы непросто приспособиться к жизни в Америке. Там она найдет Дженне новую няню. Дочке это даже пойдет на пользу. А пока… пока кто-нибудь ей поможет. Она даже знала, кто именно…

Она покинет Лондон во вторник, 21 июня. Почти сразу же после празднования шестнадцатилетия Иззи. Удобный повод еще раз побыть среди Литтонов. Это наверняка лишь укрепит ее желание уехать. Правда, оно и так было достаточно крепким.

– Селия, ты ведь знаешь, о чем я недавно говорил.

– Оливер, ты говорил на разные темы. Всего и не упомнить.

– Ты не помнишь наш разговор о финансах? И о банковском займе тоже не помнишь?

– Теперь вспоминаю. Я думала, этот вопрос решен.

– К сожалению, нет. Невзирая на реструктуризацию издательства и перспективные планы на ближайшие двенадцать месяцев, банк отказался дать нам ссуду.

– Очень глупо с их стороны. И каковы причины отказа?

– Они сослались на трудные времена и нехватку денег. Особенно инвестиционных фондов. А наш нынешний послужной список их не впечатляет. Вот такие печальные новости.

– Чем нам это грозит на самом деле? Я имею в виду практическую сторону.

Оливер рассеянно посмотрел на нее:

– Это значит, что мы не сможем осуществить ряд действий, которые я… мы надеялись осуществить. Зарплаты пока придется оставить на прежнем уровне. Мы не сможем позволять себе значительных расходов, в том числе и на приобретение книг для издания.

– Но это не означает… повторения истории с «Браннигз»?

– Боже упаси. Дважды я бы на такой риск не пошел. Уверен, что все образуется. Просто в данный момент нам нужно будет проявлять крайнюю осмотрительность. И где-то искать деньги.

– Ты уже сказал Джайлзу?

– Нет, я пока еще никому не говорил.

– Думаю, это следует сделать. Они теперь акционеры и имеют право знать.

– Селия, издательство не обанкротится. И акционерами они станут лишь через месяц с небольшим. К тому времени наше положение может улучшиться.

– Оливер, не смеши меня. Я не верю, что за считаные недели дела нашего издательства вдруг резко изменятся к лучшему.

– Нет, конечно. Однако свет в конце туннеля может оказаться ярче, чем мы думали.

– Книжная торговля переживает тяжелые времена, – отчеканила Селия. – С трудностями сталкиваемся не мы одни. И я уверена, не нам одним тяжело платить по счетам.

Но разговоры с коллегами по издательскому миру, аналитические обзоры, посвященные книжной торговле, наконец, просто досужие разговоры профессионального характера показывали Селии: дело не только в трудных временах. «Литтонс» оказался в числе немногих издательств, почти не развивавших новые направления, а старых, которые приносили бы доход, тоже не было. Без «Опиума для избранных» их осенний каталог имел бы просто жалкий вид. По сути, они в большом долгу перед Барти и вряд ли сумеют выплатить этот долг. Оставалось надеяться, что в процветающем и раздражающе успешном нью-йоркском филиале «Литтонс» ей это зачтется в полной мере.

Уже завтра! Завтра! Свой настоящий день рождения она тихо отпраздновала в школе. В то утро Иззи проснулась, переполненная счастьем. Ей – шестнадцать. Теперь она взрослая. Достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. Она принимала поздравления и открытки. Среди открыток было и письмо отца, где он писал о том, как гордится ею. Читая эти строчки, Иззи почувствовала легкое угрызение совести. В письме был чек на пятьдесят фунтов. «Прошу тебя не растрачивать эти деньги на разные пустяки, а положить их на твой банковский счет». Пятьдесят фунтов! Этих денег им с Китом хватит на несколько месяцев.