Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Ой, папа! Какой красивый жемчуг. Он… – Она больше не могла сдерживаться и заплакала.

Плакала Иззи достаточно долго. Она прекрасно знала причину своих слез. Дело было не только в драгоценном подарке и редкой отцовской щедрости – особой щедрости, которую смогли бы понять лишь немногие. Этот подарок становился символом ее предательства. Она предавала и отца, и его щедрость, и его любовь. Его непростую, полную страданий любовь.

– Ну что ты, что ты, – несколько смутившись, твердил Себастьян, нежно гладя ее по руке. – Хватит плакать. Лучше надень ожерелье. Или я сам тебе надену.

– Нет, – возразила Иззи, укладывая ожерелье обратно в футляр. Надеть ожерелье сейчас казалось ей равнозначным принятию тридцати сребреников. – Папа, я сейчас не могу. Пусть немного полежит в футляре. Я хочу… привыкнуть. И получше рассмотреть.

– Странная ты у меня девочка, – произнес Себастьян. – Пусть будет так. Оно теперь твое. Но завтра я прошу тебя его надеть. Обещаешь? На торжестве я хочу видеть на тебе этот жемчуг.

– Да, – торопливо ответила Иззи. – Завтра обязательно надену. Спасибо тебе, папа. – Она поцеловала отца и вдруг снова заплакала.

– Странная она какая-то сегодня, – сказал Себастьян, через некоторое время позвонив Селии. – Я подарил ей жемчуг. Она была очень рада. Улыбалась. А потом расплакалась и никак не могла остановиться. Я был просто ошеломлен и не знал, что делать.

– Возможно, у нее просто начались месячные, – коротко ответила Селия. – Прости, Себастьян. Знаю, ты не любишь все эти признаки ее взросления. Но девочки в такие моменты бывают очень слезливы. Могут заплакать вообще без причины. Мои близняшки каждый месяц ревели взахлеб. Насколько знаю, это у них продолжается и сейчас. Так что не волнуйся. Завтра она будет смеяться.

– Надеюсь, – произнес Себастьян, однако по голосу чувствовалось, что слова Селии не успокоили его до конца. – Мне почему-то кажется, дело не только в особенностях ее организма. Возможно, только кажется. Хочу надеяться, ничто другое ее не тревожит.

– Разумеется, нет. Что еще ее может волновать? Завтра я приеду к двум. Привезу Кита. Кстати, он сегодня тоже в каком-то странном состоянии. Очень напряженный. Да, передай Иззи, что Адель будет ждать ее в половине десятого в магазине «Вуллэндс». В отделе вечерних платьев. Это явно повысит ей настроение.

Им нельзя уезжать. Никак нельзя. После всего этого… нет. Она не имела права причинять боль отцу. Он никогда этого не поймет и никогда не привыкнет, как до сих пор не привык к маминой смерти. Надо сказать Киту, что они должны повременить. Подождать. Возможно, они что-нибудь…

– Изабелла, ты еще не спишь?

– Нет.

– Кит звонит. Спрашивает насчет пластинок на завтра. Я сказал, что только ты знаешь, какие пластинки привозить. Он сейчас на линии. Поговоришь с ним? Или пусть позвонит утром?

– Нет, лучше мы выясним это сейчас. Спасибо, папа.

Можно ведь все сказать ему прямо сейчас, по телефону.

Иззи встала, прошла в отцовский кабинет, взяла лежащую на столе трубку.

– Алло.

– Иззи, это я. Как ты? Мама говорила, ты сегодня плакала.

– Да. Было такое. Кит…

– Я звоню не из-за пластинок. Я хотел сказать, что люблю тебя. Если завтра нам что-то помешает, я этого просто не выдержу. Дорогая, я понял, почему ты сегодня плакала. Тебе тревожно, и ты нервничала. Успокойся. Я о тебе позабочусь. Обещаю… Мне пора. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя.

Нет, ей нельзя отступать от задуманного. Завтра они должны уехать. Киту она нужнее, чем отцу. Отец неплохо пожил. Много лет подряд он был веселым и счастливым. Она видела его фотографии. Известный писатель, успешный человек. У него было множество друзей, да и сейчас достаточно. А Кит уже больше пяти лет вынужден жить совсем не той жизнью, о какой мечтал. С нею ему будет намного лучше. С нею он будет счастливее. Она нужна Киту, а Кит нужен ей. Больше, чем кто-либо в целом мире.

– Оливер, мне кажется, мы должны им рассказать.

– Кому и что?

– Ты прекрасно знаешь кому. Детям. Рассказать о существующих проблемах.

– Я так не думаю. Ну зачем их расстраивать?

– Оливер! Издательство на грани банкротства.

– Чепуха! Откуда у тебя такая бредовая идея? Я всего лишь говорил, что мы испытываем некоторые трудности…

– Это неправда. Я заглянула в цифры.

– Дорогая, ты не имела права это делать.

– У меня есть все права. «Литтонс» не только твое издательство, но и мое тоже. И не надо пытаться сбить меня с толку общими фразами. Хотя юридически я всего лишь «одна из», после квартального дня издательство фактически окажется под моим руководством. И это для меня важно.

– Селия…

– Не перебивай меня. Я видела цифры и поняла, что от банкротства нас отделяют считаные недели. Мы живем во времени, взятом взаймы, живем на деньги, взятые взаймы. Ситуация напоминает тогдашнюю, если не хуже.

– В этот раз на нас не висит дорогостоящий судебный иск по обвинению в клевете.

– К счастью, нет. Но наше финансовое положение ничуть не лучше. Оливер, это ужасно. Почему ты не сказал мне раньше? Я не представляю, чем оплачивать аренду на следующий квартал.

– К нам поступят деньги от продаж.

– Очень скромные.

– Я постараюсь найти иные источники финансирования. Обращусь к Бою.

– Я несколько раз слышала от Венеции, что Бой сейчас очень стеснен в средствах.

– Быть того не может. Он же богат, как Крез.

– Даже у Креза есть пределы возможностей. Как я выяснила, Бой скупил половину Хай-Холборн-стрит и ожидает завершения еще нескольких сделок. Он не знает, сколько это будет ему стоить. Сомневаюсь, что он захочет рисковать своими деньгами ради спасения издательства.

– Я этого не знал. В Лондоне достаточно банков.

– Да. И нам уже пора к ним обращаться.

– Хорошо, обратимся. Но я совсем не хочу, чтобы дети знали о существовании каких-либо проблем. Это должно оставаться между нами. Дурные вести распространяются с чудовищной скоростью, и в этой ситуации потерять уверенность куда страшнее, чем потерять деньги.

– Согласна. Но тебе, Оливер, нельзя тянуть с поисками источников рефинансирования. Тебе придется этим заняться в самые ближайшие дни.

– Я посмотрю, что можно сделать.

– Посмотреть мало. Надо уже начинать что-то делать. Если хочешь, я могла бы…

– Нет, не надо. Я же сказал, что займусь этим сам. И повторяю: не надо тревожить детей.

Селия отправилась к Киту. Им пора было ехать в Примроуз-Хилл. Идя в комнату сына, она продолжала думать о разговоре с Оливером. Как благородно! Он не хочет тревожить детей! Нет, Оливер. Тут есть еще одна причина. Ты просто боишься, что они поймут, насколько неумело ты управлял издательством. А теперь мы все пожинаем плоды твоей некомпетентности: «Литтонс» на грани финансового краха.