Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Ты сейчас повторяешь слухи и домыслы тех, кто скверно информирован, – возразила Селия. – Гитлер возрождает в немцах чувство гордости. Его страна восстанавливает свое высокое положение на мировой арене. Разумеется, всегда будут недовольные, всегда будут жалобщики. Сильный лидер всегда кому-то не нравится.

– Жалобщики! Недовольные! Селия, ты что, не читала о Дахау? Не знаешь, что заключенных там держат в полуголодном состоянии? И что эсэсовцы их избивают до смерти – этого ты тоже не знаешь?

– Я бы очень хотела, чтобы ты познакомился с Томом, – сказала она. – Возможно, и с Гранди тоже. Выслушал бы их версию событий, которыми ты так горячо возмущаешься. Думаю, это в какой-то степени изменило бы твои взгляды.

– Селия, не то что знакомиться – я бы не стал находиться с ними в одном помещении. Я руки им не подам. Мне с ними не о чем говорить.

– Что ж, цепляйся и дальше за свои предрассудки, – холодно произнесла она.

Оливер посмотрел на жену. Взгляд его был жестким, а лицо очень печальным.

– Я знаю, как это произошло. Этот жалкий, никчемный Арден затуманил тебе мозги. Он, Мосли и прочие из его своры поддерживают тесные контакты с Гитлером. Я даже слышал, что Диана Гиннес ездила в Германию и встречалась с ним. Хочется надеяться, что это всего лишь слухи.

– Нет, это абсолютная правда. Она говорила, что Гитлер обладает гипнотическим воздействием. Она…

– Что? Что она?

– Не имеет значения.

– Я очень… я искренне надеюсь, что тебе не делали предложений поехать в Германию. Что ты так смотришь? Тебя вполне могут пригласить на какой-нибудь их съезд. Боже милостивый! Селия, я думал, в тебе больше мудрости. Могу сказать только одно: если ты поедешь в Германию, это будет концом нашего брака.

– Оливер, не говори глупостей.

– Это не глупости. На протяжении последних тридцати лет я проявлял крайнюю терпимость к твоему поведению. Принимал и выдерживал то, что большинство мужчин нашли бы… Впрочем, сейчас речь не об этом. Но я говорю тебе на полном серьезе: если ты будешь продолжать поддерживать эту опасную связь…

– У меня нет никакой связи с Банни Арденом.

– Возможно, не в общепринятом значении этого слова. Но ты связана с его отвратительными взглядами и с не менее отвратительной группой его друзей. Селия, будь так добра и прекрати общаться с ними. Это все, что я должен тебе сказать. А сейчас, прошу прощения, мне надо работать.

Селию слегка мутило. Причиной были не гневные слова Оливера насчет ее посещения митинга Мосли и даже не его запрет на продолжение отношений с кем-либо из окружения Мосли. Здесь она могла бы поступить так, как всегда поступала в прошлом с его запретами и строгостями: игнорировать их. Ей не давало покоя то обстоятельство, что она приняла предложение лорда Ардена – это он сообщал ей все германские новости – об издании биографии Геринга. Селия действительно готовилась к поездке в Германию, чтобы взять интервью у ближайших сподвижников Геринга; возможно, даже лично у этого великого человека. Ей было бы очень интересно увидеть его собственными глазами и пообщаться. Но как она теперь понимала, будет не так-то просто уломать Оливера и получить от него согласие на публикацию подобной книги. Селия все еще надеялась издать эту книгу. Важную книгу, которая помогла бы убедить англичан, что режим Гитлера – вовсе не средоточие чудовищных зверств, чего так боится подавляющее большинство ее сограждан.

ММ подъехала к дому Себастьяна, заглушила мотор, но продолжала сидеть в машине, набираясь смелости для разговора. Мысленно она уже сжималась, представляя, сколько враждебности на нее обрушится и сколько боли это ей причинит, но знала: она должна поговорить с ним.

Себастьян обрадовался ее приезду:

– ММ, дорогая, как хорошо, что ты ко мне заехала. Входи же. Я попросил миссис Конли подать нам чай в оранжерею. Надеюсь, ты привезла гранки?

– Да.

Это было ее поводом для визита к нему. Вряд ли Себастьян подозревал, что ее привела к нему другая причина.

– Думаю, гранки вполне чистые и тебе едва ли понадобится тратить на них много времени. К тому же двое наших корректоров тоже заняты их вычитыванием.

– Это очень кстати. Внимание к мелочам никогда не было моей сильной стороной. А с недавних пор оно превратилось в самую слабую мою сторону. Наверное, я старею.

– Себастьян, ты себя рано записываешь в старики.

– Боюсь, я на пути к старости. Представляешь, ММ, мне уже сорок девять. Даже трудно поверить.

– А мне почти шестьдесят, – сказала ММ. – И я этому совсем не рада.

– Боже мой. И где золотые деньки нашей юности?

– Они превращаются в наших детей, нравится нам это или нет, – тихо ответила ММ.

– Полагаю, что так. Как молодой Джей? У него уже есть планы на жизнь?

– Пока еще нет. Надеюсь, он придет работать в издательство. Но у него столько разных интересов. Столько видов деятельности, где ему хочется себя попробовать.

– И это правильно. Так и должно быть. Я никогда не знал, чем хочу заниматься. По правде говоря, и сейчас не знаю. Не желаешь ли кусочек торта?

ММ покачала головой:

– Себастьян, как ты можешь говорить такое? Ты самый известный из современных детских писателей.

– Здесь я с тобой поспорю. А как насчет Милна? В любом случае писать детские книжки – это едва ли серьезная работа для взрослого человека.

– Это очень серьезная работа для взрослого человека, – улыбнулась она. – Честно говоря, мне не нравится твоя позиция. Себастьян, что наше издательство делало бы без тебя?

– Нашли бы себе другого автора и…

Их разговор прервал стук в дверь. Это была няня Иззи.

– Да? – коротко бросил ей Себастьян.

– Простите, что потревожила вас, мистер Брук. Через полчаса у Изабеллы урок танцев. А после урока нас пригласили на чай.

– Что ж, очень хорошо. Незачем было меня беспокоить. Полагаю, меня на том чаепитии не ждут?

– Конечно нет, мистер Брук. Я просто подумала, что вы…

– Няня, как вы видите, я занят. Прошу прощения.

Она тихо закрыла дверь. Себастьян хмуро посмотрел на ММ:

– До чего назойливая женщина. Вечно докучает мне какими-то пустяками.

– Для Иззи и танцы, и чай не пустяки. – Приход няни облегчил ММ начало разговора.

– Надо же, и ты употребляешь это смехотворное имя. В устах детей оно еще куда ни шло, но…

ММ набрала в легкие воздуха и спросила:

– Себастьян, я могла бы поговорить с тобой об Изабелле?

– С гораздо большей охотой я вернулся бы к теме, на которой нас прервали, – ответил он, и его лицо сделалось каменным.

– Видишь ли, я знаю… правда, не много… какие чувства ты к ней испытываешь.

– Я так не думаю, – буркнул писатель. – ММ, честное слово, я не хочу начинать разговор на эту тему.