Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Я не отниму у тебя много времени. Я хочу тебе кое о чем рассказать. Пожалуйста, просто выслушай меня. – (Себастьян молчал.) – Когда… когда родился Джей, скажу тебе со всей откровенностью, я вовсе не была вне себя от счастья. Я ненавидела состояние беременности. Мне хотелось поскорее выпихнуть из себя это чужеродное тело, которое считала нежелательным вторжением в мою жизнь. Я была вполне уверена, что Джаго не хотел ребенка. Когда я известила его о рождении сына, он не ответил на мое письмо. Я думала, что он погиб, продолжая сердиться на меня за эту беременность и роды. Его жена умерла при родах, и он очень противился самой идее, чтобы у нас был общий ребенок. Надо сказать, и я тоже.

– Ты не сообщила ничего нового. Я это давно знаю.

– Нет, Себастьян, не знаешь. Ты должен меня понять. Я отказывалась даже смотреть на Джея. Мне не хотелось ни брать его на руки, ни кормить. Я требовала, чтобы его унесли с глаз моих долой. Я даже подготовила бумаги для его усыновления другими людьми. Я хотела, чтобы он исчез из моей жизни. Можно сказать, он был символом моего… моего горя. – (Себастьян молчал.) – Так продолжалось, пока Селия… да ты хорошо знаешь эту часть истории… пока Селия не привезла мне письмо Джаго. И тогда я все увидела в ином свете. Оказалось, он хотел ребенка. Он был необычайно горд и счастлив. И мое отношение к Джею немедленно изменилось. Я поняла, что этот ребенок мне нужен. Я сама почувствовала счастье и гордость. И еще я поняла: отвергая Джея, я в определенном смысле отвергала Джаго…

– ММ…

– Прошу тебя, дай мне договорить. Джей стал радостью всей моей жизни. – ММ вдруг покраснела. – Я люблю его сильнее, чем кого-либо. Себастьян, ну почему бы тебе не попытаться хотя бы отчасти принять Изабеллу? Я знаю, какие ужасные чувства ты испытываешь к дочери. И знаю, ты видишь в ней причину смерти Пандоры, но…

– Пожалуйста, уходи, – произнес он и встал. Сказано это было вежливым тоном, но лицо Себастьяна побелело, а его самого сильно трясло. – Естественно, где тебе знать, что и как я чувствую? Могла бы и сама догадаться, какой это ад. И уж для того, чтобы расставить все точки над «i», скажу: я не вижу в этом ребенке причину смерти Пандоры, как ты изволила выразиться. Этот ребенок является такой причиной. И не надо усложнять. Твой… Отец Джея погиб на войне. Событие очень трагическое, но едва ли сопоставимое с тем, что случилось у меня. Должен сказать тебе, ММ, что ты разочаровала меня. Я думал, ты умеешь чувствовать тоньше, чем кто-либо… Не смею тебя задерживать.

Она поднялась, глядя на него и понимая, что достучаться до него – затея безнадежная. И все-таки она ему скажет. Хуже уже не будет.

– Себастьян, а ты никогда не думал, что таким отношением к дочери ты предаешь Пандору?

– Что? Что ты сейчас сказала?

Лицо писателя было настолько белым и перекошенным яростью, что ММ почти не смотрела на него. Его голос дрожал от злости. ММ испытывала почти физический страх, но продолжала говорить:

– А что, по-твоему, чувствовала бы она, видя, что Иззи растет в одиночестве, на зная любви? Что…

– Да как ты смеешь?! – загремел он, и его голос стал похож на рычание разъяренного зверя. – Как ты смеешь говорить мне о Пандоре, о том, как бы она отнеслась и что бы почувствовала? Ты позволяешь себе грубо вторгаться в чужую жизнь. Кто дал тебе право говорить мне подобные вещи?

– Я сожалею, – тихо пробормотала она, – очень сожалею. Я не имела в виду…

– Мне плевать на то, что ты имела в виду!

– Себастьян… – На мгновение ММ усомнилась, стоит ли продолжать. Потом решила, что стоит. – Себастьян, если бы ты только… попытался принять Изабеллу, она стала бы для тебя таким надежным источником утешения. Неужели ты никогда об этом не думал?

Себастьян подошел и распахнул входную дверь. Он выпроваживал ММ.

– Я просил тебя уйти. А на твой вопрос отвечаю: нет, об этом я не думал. Я не могу думать о немыслимом. Вопреки твоему маленькому сентиментальному монологу, ты совсем не представляешь, что́ такое горе. Я нигде не смогу найти утешения. Понимаешь, нигде! И ни в ком. Прежде всего, в ней. Вместо утешения – полная противоположность.

– При таком обилии внуков я начинаю себя чувствовать королевой Викторией, – заявила Селия. – В моем возрасте это довольно смешно.

– Мама, когда королева Виктория впервые стала бабушкой, ей было на несколько лет меньше, чем тебе сейчас, – сказала Венеция. – И внуков у тебя всего пятеро.

– Пять – это уже очень много. – Она посмотрела на дочь. – Конечно, от меня тут ничего не зависит.

– Конечно не зависит. И я знаю, о чем ты скажешь дальше. Так что лучше не говори.

– Венеция, я лишь думаю о тебе. Твоя жизнь полностью посвящена… рождению детей.

– И это я знаю, мама. Но мне нравится рожать. Бой любит детей. Он удивительный отец. И потом, чем еще мне заниматься? Это единственное, что у меня хорошо получается.

– Глупости ты говоришь, – отмахнулась Селия. – Ты и не пробовала ничем заниматься.

– Это нечестно.

– Нет, вполне честно.

– Мама, у меня четверо детей. Я родила Генри, когда мне было девятнадцать. Эми всего шесть месяцев. Как, по-твоему, я могу заниматься чем-то еще?

– Я родила Джайлза, когда мне тоже было девятнадцать, и, насколько помню, это не мешало мне заниматься другими делами.

– Да, ты у нас не такая, как большинство людей, – раздраженно отозвалась Венеция. – Но мне почему-то думается, что то, чем я занимаюсь, – это достаточно важное дело.

В ее глазах читался вызов. Некоторое время Селия молча смотрела на дочь, потом сказала:

– Венеция, я готова признать правоту твоих слов. И себя я не могу назвать идеальной матерью. Просто я думаю, что в дальнейшем ты будешь сожалеть о… достаточно ограниченном образе жизни, который избрала.

– Мама, – вздохнула Венеция, – давай лучше прекратим этот разговор. Я думала, ты хотела спросить меня насчет бала. – Она поглядела на мать и вдруг улыбнулась. – На самом деле я об этом еще и не думала. И с каких это пор ты приезжаешь говорить о вещах, которые считаешь совершенно незначительными?

– Я действительно хотела поговорить с тобой про бал, – призналась Селия, – но только если ты согласишься принять в нем участие. Я подумала: раз ты сама распоряжаешься своим временем…

– Да, только свободного времени у меня не так уж много. И мне нравится проводить его с детьми. Ну как еще тебе это объяснить, чтобы ты поняла?

– Такое времяпрепровождение, – нахмурилась Селия, – имеет одну коварную особенность. Дети вырастают и уходят от тебя. И у тебя ничего не остается. Посмотри на эту жуткую даму из рода Даффилдов-Браунов. Вечно торчит дома и трепыхается вокруг своего чада.

– Бьюсь об заклад, ты не станешь советовать Хелене как-нибудь разнообразить ее жизнь, – сказала Венеция.