Пенни Винченци - Наперекор судьбе

– Мне известно о подобных… слухах, – начала Селия. – Но вы, мсье Либерман, забываете, в каком ужасающем положении находилась Германия после войны. Великая депрессия нанесла ей еще один удар ниже пояса. Страна-банкрот. Герр Гитлер занялся возрождением величия Германии и достиг успехов, которые заметны во всем мире. Добавлю, что у подавляющего большинства немцев он пользуется необычайной популярностью. И не без причины. Он…

– Леди Селия, очнитесь! Не позволяйте себя обманывать снимками ликующих народных толп, всеми этими умильными фотографиями ребятишек, преподносящих ему цветы. За этим благополучным фасадом творятся страшные зверства. Если его не остановить, не только евреи, но и бо́льшая часть цивилизованного мира окажется в смертельной опасности. Я искренне надеюсь, что мои прогнозы не подтвердятся, хотя очень многое говорит об обратном… А сейчас, с вашего позволения, мне пора в отель. Я очень устал, а завтра мы начинаем с самого утра. Благодарю вас за этот прекрасный вечер. Это было в высшей степени любезно с вашей стороны.

– Конечно, не смею вас задерживать, – произнес Оливер и посмотрел на Селию. Лицо у нее раскраснелось. Темные глаза сверкали. – Мы понимаем. Позвольте, я провожу вас до дверей.

– Что это с ним? – спросил Джей, когда гость ушел. – По-моему, его что-то расстроило.

– Да, расстроило, – сказал Оливер, возвращаясь в гостиную. – И тебя бы расстроило, будь ты евреем и окажись в компании, где ведутся такие разговоры. Надеюсь, Селия, ты довольна тем, как провела защиту своих друзей. И нанесенным Люку оскорблением – тоже. Спокойной ночи.

– Это было так ужасно, – говорила Адель, позвонив на следующий день Венеции. – Мама была совсем сердитая. Унеслась из столовой, словно ураган. Папа тоже ушел, и где-то с полчаса я еще слышала их голоса. Папа говорил спокойно. Ты знаешь, как он умеет говорить: злым, холодным голосом. Мама на него почти кричала. Бедный Люк. Знаешь, я до сих пор даже не понимала, насколько он еврей. То есть как сильно он ощущает себя евреем. И страх. Он почувствовал угрозу. А мама будто свастикой перед ним размахивала.

– Адель, кто это был? – спросила Селия, спустившись вниз и собираясь ехать на работу.

Адель внимательно разглядывала мать. Селия была очень красива в черном длинном платье. Воротник платья украшала бриллиантовая брошь. На голове у нее была широкополая черно-белая шляпа. Так одеваться Селия начала недавно. Ее облик стал жестче и тем не менее элегантнее. Скорее всего, эту моду она позаимствовала у женщин из круга своих новых друзей. Миссис Симпсон очень любила такой стиль.

– Кто был? Венеция. А что?

– Так, просто спросила. Насколько понимаю, вы с мсье Либерманом идете к ней на ужин.

– Да. В Париже он был очень гостеприимен. Приглашал меня на ланч. Вот я и подумала…

– Ну и прекрасно. – В глазах Селии появилось легкое изумление. – У тебя есть право ужинать или… – Несколько секунд она выдерживала паузу. – Ходить на ланч с мсье Либерманом, если тебе этого хочется. Но… более близкие отношения с ним вряд ли лучшим образом отвечают твоим интересам. Он женат, намного старше тебя и…

– Еврей, да? – спросила Адель.

– Это вряд ли играет какую-то роль.

– Думаю, что играет. Для тебя. Мама, я все это знаю. Мне уже двадцать четыре года. Я сама великолепно могу решить, какие отношения мне нужны. И меня… В общем, меня огорчает, что его еврейское происхождение ты считаешь нежелательным.

– Адель. – Щеки Селии покрылись краской, глаза сделались пронзительными. – Ты говоришь немыслимые вещи. У нас много друзей-евреев. Сама знаешь. Розентали, Фридманы, Ротшильды.

– Да, знаю. Значит, с этим все в порядке, правда? Ты очень терпима. Но я подумала, что, когда ты вчера столь откровенно объявила его опасения чепухой, это было в лучшем случае грубо, а в худшем – оскорбительно. Я была просто ошарашена. И потом, откуда ты знаешь, чтобы говорить настолько уверенно?

– Я знаю, потому что имею доступ к достоверной информации по этому вопросу. Если помнишь, я просто выразила мысль, что его слова безответственны.

– Насколько я тебя поняла, ты не возражаешь, чтобы я поддерживала дружеские отношения с мсье Либерманом? Но я хотела бы знать, в каком смысле? Подозреваю, что тут есть свои ограничения. Или я ошибаюсь? Значит, я могла бы прийти с ним на бал Дианы Гиннес? У меня ведь до сих пор так и нет партнера.

– Очень скверная идея, – заявила Селия, и в ее голосе зазвучал металл, хорошо известный всем ее детям и определявший границы дозволенного. – Да, очень скверная. Там соберется немало тех, кто… как бы поточнее выразиться… найдет его идеи шаткими и глупыми. И ему самому там будет неуютно. Я бы не хотела, чтобы гость нашего издательства попадал в такие ситуации.

– Ты очень предусмотрительна, – сказала Адель. – В таком случае он туда не захочет пойти. И я тоже. Спасибо за разъяснение, мама. А сейчас прошу прощения. Мне пора на работу.

Стоило Адели упомянуть о своей работе, как мать настолько раздражалась, что едва владела собой. Это был маленький, но такой сладостный кусочек мести.

– Боюсь, что я на стороне Оливера, – произнес Себастьян. – Этот круг твоих новых друзей я нахожу отвратительным. Отвратительным и опасным. Селия, ты меня удивляешь. – Он вздохнул, потом довольно грустно улыбнулся ей. – Полагаю, отчасти это ревность. Мне очень не нравятся все эти разговоры вокруг тебя и Банни Ардена.

– Не смеши меня. Дурацкие слухи.

– Так ли, Селия? На самом ли деле дурацкие?

Она очень спокойно, с превосходной выдержкой, посмотрела на него:

– Да, Себастьян. Это дурацкие слухи.

– Я думаю, что все же не беспочвенные. Он очень привлекательный мужчина. А Синтия явно…

– Тупая и скучная? – спросила она и засмеялась. – Я бы так не сказала. У нее очень интересная сексуальная жизнь.

– Значит, не лошади? Только не надо подробностей.

– Лошади остаются, однако это не мешает ей увлекаться конюхами и жокеями. И в тех местах, где только возможно.

– Что, в конюшне? Как… оригинально. И кто же об этом тебе рассказал?

– Банни.

– Что ж, он, полагаю, должен знать. Мужья обычно знают.

Снова молчание.

– Себастьян, приходи к нам в субботу на обед. Пожалуйста. Барти будет, и Джей с Китом, конечно. Кстати, когда Кит приехал домой, он первым делом спросил, когда сможет с тобой увидеться.

– Вот как? Это очень… любезно с его стороны. А ММ? – помешкав, спросил он.

– Нет, она не приедет. Но она была очень расстроена после разговора с тобой. Уж не знаю, что ты…

– И я был очень расстроен, – торопливо произнес Себастьян. – Но потом я написал ей письмо с извинениями. И она, думаю, их приняла.