Мишель Моран - Избранница Наполеона

Наполеон разворачивается.

— Вот именно. Поведу. — Дама шокирована. — Я вернусь, когда еще раз завоюю Австрию.

Компьенский дворец

28 марта 1810 года

— Я тебе не верю.

Но Поль наклоняется ко мне в последнем туре вальса и шепчет на ухо:

— Это правда. — И бесхитростно добавляет: — А потом она обыграла его в шахматы.

— Плевать на шахматы! — прошипела я. — Не верю, что она попросила его повторить .

Он нагибает меня назад, так что мои глаза оказываются напротив его зеленых глаз.

— Наверное, старшая сестра ее научила, что говорить, когда он сделает свое дело, — предполагает он.

— У нее нет старшей сестры! — огрызаюсь я и заливаюсь краской, продолжая стоять лицом к лицу с Полем.

Наполеон знаком с ней всего сутки, и Поль клянется, что ничего завидного в ней нет. Но его ведь не было с ними в экипаже, и кто знает, что между ними произошло.

— Она ему понравилась, да? Он тебе это сказал сегодня утром?

Он пожимает плечами.

— Ему все женщины нравятся — на какое-то время.

— Но эта — из Габсбургов, — возражаю я. — И что бы он там ни говорил о равенстве и одинаковой у всех крови — я-то правду знаю: он жалеет, что в нем не течет королевская кровь.

Поль не спорит. Музыка играет громче, и в танцевальном зале Компьенского дворца переливаются на свету сотни бриллиантов. Драгоценные камни сверкают повсюду — на шеях у дам, галстуках у кавалеров, в излишне кокетливой прическе герцогини Девонширской. Если бы нас сейчас видели боги, они бы остановили время, чтобы ни одна из нас не старилась. Осирис, одновременно брат и муж Исиды, сделал бы нас бессмертными в нашем великолепии.

Поль кладет мне руку на спину, и я испытываю легкое возбуждение от того, что представители старой знати должны быть этим шокированы. Княгиня Боргезе танцует со своим камергером! Потом зал начинает пустеть, и мы остаемся единственной танцующей парой. Я замечаю, как следит за нашим танцем императрица своими прелестными синими глазами с медоточивым взглядом. На каждом официальном балу, на каждом торжественном приеме право завершить танцевальную часть вечера принадлежит мне . Так было, когда мой брат только вступил на престол, и это останется всегда, не будь я княгиня Боргезе!

Я закрываю глаза, и на какое-то мгновение ничего кроме музыки не существует. Нет никаких пяти сотен гостей, съехавшихся со всей Европы поглазеть на моего брата и его вторую жену. На мне белое шелковое платье, расшитое золотыми цветками лотоса. Такие же цветы, но бриллиантовые — в диадеме, украшающей мои волосы. При свете канделябров я, наверное, искрюсь, как огонь. Я ищу глазами в толпе своего нынешнего любовника, де Канувиля. Замечаю его красивое лицо рядом с Наполеоном. Ничего удивительного. Мой брат всегда ценил подлинную красоту

— Так что еще ты слышал? — небрежно спрашиваю я.

Мой камергер мнется. Наконец, когда музыка начинает играть тише, он негромко произносит:

— Он посоветовал Меневалю жениться на немке, поскольку немецкие девушки свежи и невинны, как розы.

Я в таком шоке, что забываю, что мы еще танцуем.

— Ему невинности захотелось?

— На данный момент — да, — быстро отвечает Поль.

Но я чувствую, как в желудке вспыхивает всепожирающий огонь. Мой брат, который в первый раз овладел замужней графиней Валевской, когда она упала в обморок у его ног, любит невинность? Мужчина, обожающий шлепнуть придворную даму по мягкому месту и тут же затащить ее в спальню? От такого лицемерия у меня закипает кровь.

Когда фортепиано умолкает, я оказываюсь лицом к лицу с Наполеоном и приседаю в глубоком поклоне.

— Очаровательно!

Наполеон хлопает, и ему немедленно следует весь двор.

— Belissima! — восклицает он на нашем родном итальянском.

— Это было весьма впечатляюще, — говорит Мария-Луиза, и, хотя нас еще утром представили друг другу, произносит она это весьма официально. — Вы прекрасно танцуете.

Я смотрю на Канувиля, который не сводит с меня горящих от вожделения глаз.

— Я начала танцевать еще в детстве, на Корсике, — отвечаю я. — Надеюсь, вы тоже танцуете. Мой брат любит смотреть, как красивые женщины… вальсируют.

Мария-Луиза прерывисто вздыхает, а брат испепеляет меня взглядом.

— Идем со мной! — приказывает он, и все вокруг расступаются, словно я вдруг стала заразной.

— Сегодня, — на ходу шепчу я Канувилю на ухо. — В полночь в моих покоях.

Вслед за Наполеоном я выхожу в двойные двери танцевального зала. Он так тяжело дышит, что кто-то из проходящих мимо солдат интересуется его самочувствием.

— Все отлично! — рявкает он, и парень скрывается в тени.

Мой брат ждет, чтобы я первой вошла в библиотеку, а когда за нами закрывается дверь, я успокаиваю его:

— Это была шутка.

— Я лишу тебя титула! — кричит он. — Останешься просто мадам Полиной, и ничем больше!

Он смотрит на меня в мерцающем свете очага, и на мгновение мне становится по-настоящему страшно.

— Мой муж носил княжеский титул задолго до того, как ты стал императором, — наконец говорю я.

Я княгиня потому, что замужем за Камилло, а не по прихоти моего братца. Как его нежная невеста с габсбургской кровью.

— Кстати, о твоем муже. Я его вызвал в Париж, — объявляет он. — Второго апреля он должен присутствовать на моей свадьбе. — Я открываю рот, чтобы возразить, но он еще не достал последнего козыря. — По этому случаю ты будешь в часовне нести шлейф за императрицей. Ты хоть и княгиня, но она — римская императрица.

— Шлейф за ней я не понесу! — предупреждаю я.

Брат поджимает губы.

— Полина, ревность тебе никогда не шла. И шлейф нести ты будешь, не сомневайся! Иначе окажешься в Риме со своим Камилло.

Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, насколько реальна угроза, но у него каменное выражение.

— Почему ты так со мной поступаешь?

В отблесках огня он кажется моложе своих сорока. Я представляю его в золотой с синим египетской короне и нагруднике, с посохом в руке.

— Это всего лишь шелковый шлейф, — резко произносит он. — Он не взрывается.

Я закрываю лицо руками.

— Я не могу жить с Камилло! Он идиот.

— Довольно, Полина!

Я смотрю, как брат обходит свой письменный стол и тяжело опускается в кресло. Вид у него измученный, как будто этот разговор вытянул из него последние силы.

— Официальная церемония состоится через четыре дня. И ты будешь стоять в Лувре рядом с сестрами и Камилло.

— Не желаю иметь с этим человеком ничего общего! — визжу я.

— Надо было думать, когда замуж выходила. А на моей свадьбе он будет!

— Но жить со мной во дворце Нейи он не станет! — категорически заявляю я. Этот дом брат подарил мне во время своей испанской кампании. — Я скорее пущу туда Жозефину, чем Камилло!