Джейн Харрис - Гиллеспи и я

Когда Сара ушла за покупками, я позвонила в бюро «Берридж» и позвала к телефону миссис Клинч. Через мгновение она взяла трубку.

— Мисс Бакстер, что у вас стряслось?

— Ничего, миссис Клинч. Я просто хотела узнать, не жаловался ли кто-нибудь на мисс Уиттл?

— На мисс Уиттл? Нет, ни разу. А вы хотите пожаловаться, мисс Бакстер? Прошу вас, расскажите, в чем дело.

— Не совсем пожаловаться. Она просто выглядит… несчастной. Печальной.

— Возможно, немного скучает по дому. Хотите, я с ней поговорю?

— О нет! Пожалуйста, не надо. Уверена, все образуется. Простите за беспокойство.

— Держите нас в курсе, если что-то не так, мисс Бакстер. Всего хорошего.

— Одну секунду… Я бы хотела узнать… если можно… возраст мисс Уиттл.

— Хотите знать, сколько ей лет? Почему бы вам не спросить ее, милочка?

— Боюсь, я не могу. Это невежливо. Вообще-то она мне уже говорила, но я забыла, а спрашивать снова неприлично. Понимаете? У вас ведь где-то наверняка указан ее возраст, вместе с прочими сведениями.

Миссис Клинч громко вздохнула.

— Подождите минутку.

Я правильно сделала, что пожаловалась на память — ничто так не радует Клинч, как проявления чьей-то старости и немощи. В трубке послышались шорохи и стуки — наверное, она рылась в ящиках с документами. Вскоре раздался шелест бумаги, еще один вздох, и Клинч сказала:

— Тут написано, что она родилась в восемьдесят втором.

— В тысяча восемьсот восемьдесят втором? Вы уверены?

— А что, лучше бы ей родиться в другом году?

— Да нет. Вот только… по-моему, мне она сказала, что моложе.

— Подумаешь! Не она первая скрывает свой возраст. Мисс Уиттл в отличной форме. И вы ведь специально просили кого-нибудь постарше — помните?.. Мисс Бакстер?.. Вы слушаете?

— Скажите, а у вас не записано, где она родилась?

— Еще и место рождения? Подождите еще, пожалуйста. — Послышался приглушенный звук, как будто Клинч закрыла микрофон рукой и что-то пробормотала в сторону. Затем отрывисто сказала в трубку: — Графство Дорсет.

— Дорсет. Ясно… Это данные из свидетельства о рождении?

— Нет, что вы. Мы их у себя не храним. Данные с бланка, который она заполнила своей рукой. Ну что, у вас больше нет вопросов, милочка?

Бланк, который она заполнила «своей рукой». Интересно, можно ли ему доверять, если девица нагло солгала мне о своем возрасте? Родилась в Дорсете — надо же! Что-то я сомневаюсь. В последнее время я внимательно слежу за ее акцентом и начала подозревать, что она даже не англичанка: вероятнее всего, Сара родом из Глазго.

Позвольте вкратце рассказать вам о персональной выставке Неда, которая состоялась в середине апреля. Экспозиция включала несколько портретов, написанных за последние восемь месяцев (в частности, портрет миссис Уркварт, на котором она вышла весьма строгой и мрачной), летнюю серию на тему Выставки и полдюжины новых полотен на основе эскизов из Кокбернспата: суровые северные пейзажи и скалистые берега. Как и от лесной сцены с Роуз и Сибил, от новых картин веяло чем-то неуловимо зловещим. Отраженные на холсте тревоги и метания Неда придавали полотнам глубину и своеобразие, выделяющие его среди прочих авторов. Не менее примечательной была невероятная производительность: шесть полотен за шесть недель. Конечно, после отъезда Мейбл, Педена и Кеннета, а также ссоры с Элспет, в доме номер одиннадцать стало гораздо спокойнее, но, по-моему, условия работы Неда многократно улучшились благодаря изгнанию Сибил из мастерской.

В день открытия выставки в галерее Гамильтона было не протолкнуться, и все шло удачно. В полном составе присутствовали члены «Арт-клуба», в те времена представлявшего собой уютную компанию посредственностей, вроде Финдли, который тоже заглянул на полчаса. В толпе мелькали и художники «нового поколения» — правда, Лавери среди них я не заметила. Галерея занимала два зала на нижнем этаже; меньший из них Гамильтон полностью выделил Гиллеспи. Я привела свою квартирную хозяйку, миссис Александер, и ее дочерей Лили и Кейт, которые с восторгом глазели по сторонам. Увы, Энни не было — якобы ей пришлось остаться дома из-за детей. На самом деле я предлагала присмотреть за девочками, но она отказалась.

Обычно в таких случаях она оставляла дочерей горничной, но, к сожалению, на прошлой неделе Гиллеспи были вынуждены уволить Джесси. Недавно у Энни пропал рождественский подарок Неда — серебряная брошь с жемчугом. Она надевала ее только в особых случаях и долго не заметила бы пропажи, если бы однажды вечером я не захотела взглянуть на украшение. Энни вышла из гостиной и, возвратясь через несколько минут, растерянно сообщила, что в спальне броши нет. Джесси, по ее словам, в последний раз видела ее месяц-другой назад. Поначалу мы не слишком беспокоились, однако для семьи, у которой почти нет ценных вещей, серебряная безделушка была сравнительно дорогим приобретением. В ближайшие несколько дней Энни исследовала все закутки в доме, но броши так и не обнаружила.

Однажды, когда Нед вышел купить досок для рамы, а девочки отправились в мясную лавку с горничной, Энни решилась обыскать комнату Сибил. Отчасти она рассчитывала найти там пропавшее украшение: к несчастью, тогда как маленькая Роуз с каждым днем становилась все прелестнее, у ее сестры только отчетливее проявлялись порочные наклонности, и искренние надежды Энни на ее исцеление потерпели крах. Заглянув под кровать — куда Сибил прятала «присвоенные» вещи, — она обнаружила только шесть банок с джемом, в каждую из которых ее дочь, судя по всему, помочилась. При иных обстоятельствах Энни наверняка бы огорчилась, но к тому времени она уже настолько привыкла к выходкам Сибил, что лишь вскользь упомянула о банках.

Быть может, в комнату Джесси Энни привела интуиция. Миновав запертую дверь в пустую мастерскую, она вошла в каморку в конце длинной мансарды и быстро начала поиски. Брошь нашлась сразу — под матрасом, завернутая в старый чулок. Не желая вызывать воровку на разговор без мужа, Энни положила украшение обратно и не сказала ни слова до возращения Неда. Несмотря на неопровержимые улики, врожденная доброта не позволила Неду уволить горничную немедленно, и почти весь вечер они с Энни шепотом обсуждали, как поступить. Безусловно, Нед чувствовал себя обманутым, но ему было жаль выгонять Джесси на улицу. Он решил не сообщать в полицию, опасаясь, что девушку посадят в тюрьму. Милый добрый Нед! Он всю ночь промучился, размышляя, как следует вести себя утром. Тем не менее ему удалось собраться с духом, и горничная покинула Стэнли-стрит до завтрака — без рекомендательных писем, чтобы не подвергать опасности будущих хозяев. Само собой, прежде чем уйти, Джесси клялась, что невиновна, и даже высказала ряд завуалированных обвинений — весьма диковинных, которые, как вы, возможно, знаете, ей предложили развить в суде. Поскольку о ее показаниях речь пойдет позже, нет нужды пересказывать эти злобные инсинуации сейчас.