Джейн Харрис - Гиллеспи и я

С началом слушаний легче не стало. Мейбл снова наблюдала за происходящим с балкона. Я понимала, что на второй день все выпады Эйчисона в основном будут направлены на меня, и хорошо осознавала, как беспокоит моих адвокатов предстоящий допрос главного свидетеля обвинения — Кристины Смит. Не меньшую угрозу представляла и банковская учетная книга. Я не сомневалась, что Эйчисон сразу выложит один из козырей, однако для начала он вызвал миссис Энни Гиллеспи. С ее появлением зал взволнованно загудел. Еще бы — мать погибшей девочки! Мне и самой стало не по себе от одного только звука ее имени. Настал момент, которого я так боялась. После нашей стычки на Дьюк-стрит было ясно, что Энни безо всяких оснований сомневается во мне, и неизвестно, образумилась ли она с тех пор. Мейбл наверняка пересказала ей вчерашнее заявление немца и чудовищную болтовню Хелен Странг. Я не решалась смотреть на Энни и почти не поднимала глаз, пока она не покинула кафедру.

По правде говоря, я не знаю, как расценивать ее показания. Конечно, скорбящая мать хрупка и уязвима. В известной мере она проявила редкую силу духа. Энни всегда была воздушным, неземным созданием и в тот день выглядела не просто рассеянной, но и беспомощной, а иногда немного не в себе. И тем не менее, она не проронила ни слезинки, хотя, как мать Роуз, имела для того все основания. Я часто пыталась встать на ее место, представляя, как ей месяцами нашептывали обо мне всевозможные ужасы. По-моему, она вообще перестала понимать, кому верить и на кого положиться. Вероятно, в такой ситуации я тоже бы подозревала всех подряд и даже повторяла бы чужой бред — именно так порой звучали ее слова.

Ее речь полностью приводится в книге «Знаменитые судебные процессы» и в опусе Кемпа. Если бы на суде мне дали возможность оправдаться, я бы непременно коснулась некоторых неточностей и заблуждений. Время — великий обманщик, а Энни никогда не отличалась хорошей памятью. Например, при перекрестном допросе Макдональд надеялся установить, что я была с ней на Стэнли-стрит, когда похищали Роуз. Точное время похищения оставалось неизвестным, однако, по расчетам полиции, оно произошло между тремя часами, когда мисс Джонстон видела злоумышленников в окно, и половиной четвертого, когда миссис Артур заметила Ганса, бегущего по Уэст-Принцес-стрит с Роуз на руках.

К несчастью, Энни не ответила внятно, когда именно я пришла в гости. Она подтвердила, что после обеда я почти неотлучно была с ней, но не смогла или не захотела уточнить время моего прибытия.

— Пожалуй, около трех. А может, и позже. Я не смотрела на часы.

— А может быть, в четыре часа? — спросил прокурор.

— Наверное, раньше — но я точно не знаю.

Она также плохо помнила наше знакомство: заявила, будто в день первой встречи я заказала у нее свой портрет. Разумеется, это было не так.

Эйчисон очень заинтересовался портретом. Выяснив, что его оплачивал мой отчим, он спросил, получила ли Энни деньги лично от мистера Далримпла.

— Нет, — ответила она. — Гарриет заплатила нам от его имени.

— Значит, он заказал и оплатил портрет, но вы никогда не видели заказчика?

— Да.

Хитро покосившись на меня, Эйчисон спросил:

— И где сейчас этот портрет?

— У мистера Далримпла, в Хеленсбурге. Кажется, он там живет.

— А откуда вы об этом знаете?

— От Гарриет. Вроде бы она упоминала, что мистер Далримпл повесил портрет в гостиной.

— Значит, в гостиной. А теперь расскажите мне о мисс Бакстер. Вы подружились с ней и испытывали к ней симпатию, верно?

— Ну, поначалу да.

— А потом ваше отношение изменилось?

— Да.

— Был ли какой-то определенный повод?

— Да нет, просто так случилось со временем. Она стала несколько… навязчивой. Однажды мы встретились на улице, и она спросила, куда я иду. Я сказала, что хочу купить бутылку светлого эля для Неда, а Гарриет спросила, какого сорта. Я ответила, что не знаю, может быть, «Мердок», а она засмеялась и сказала: «Нет, не берите «Мердок», Нед его не любит». Я растерялась, но невольно спросила, какой эль лучше, и она посоветовала «Гринхед». Гарриет оказалась права: позже Нед сказал, что предпочитает «Гринхед». Наверное, он ей когда-то говорил… не знаю. Но мне показалось странным, что она в курсе его вкусов.

— Странно, что мисс Бакстер лучше вас была осведомлена о предпочтениях вашего мужа?

— Да, по-моему, это не вполне… уместно.

— Итак, миссис Гиллеспи, могли бы вы вспомнить субботу, тринадцатого апреля прошлого года? Что произошло в тот день?

Несмотря на волнение, я едва не засмеялась: Энни вечно не помнила, какой сегодня день недели, не говоря уж о том, что было год назад. Однако она неожиданно ответила «да». Неужели они заранее отрепетировали этот вопрос?

— Да, мы поехали в Бардоуи — мой муж, дети и я — с Гарриет, в усадьбу ее отчима. Гарриет хотела показать нам особняк. Она планировала провести там лето и в одном из залов, в башне, устроила художественную мастерскую.

— Мастерскую? Для вашего мужа?

— Нет, она увлеклась живописью — по крайней мере, говорила так.

— Вы ей не верите?

Энни на миг задумалась.

— Мне показалось это странным. Она любила искусство, но никогда не собиралась писать картины сама. Пока мой муж не начал преподавать в Художественной школе.

— Так — и что же она тогда сделала?

— Записалась к нему на занятия.

— Вот как? И вам показалось это странным?

— Немного.

— Почему?

— Не знаю… Она часто бывала у нас в то время. Пожалуй, мы считали ее другом. Я просто удивилась, что она пошла к Неду в ученицы.

— Вернемся снова в тот день, в Бардоуи — что там происходило?

— Гарриет пригласила нас пожить у нее летом — сколько захотим. У нее была идея, что мы все займемся живописью. Нед будет работать в мастерской, а мы с ней в других комнатах.

— И вы приняли предложение?

— Не совсем. Мой муж — очень вежливый человек, и ему тяжело говорить «нет». Он сказал что-то вроде «отличная мысль», и, видимо, Гарриет решила, что мы согласны.

— А вы хотели принять предложение?

— Нет. Мы оба знали, что не поедем.

— Почему?

— Это было как-то неправильно. Чересчур. К тому же мы собирались провести лето на восточном побережье. Мы не сказали ни «да», ни «нет» и надеялись, что она забудет об этом.

— И что же было потом?

— В тот день мы вернулись домой, а через примерно неделю Гарриет снова заговорила о Бардоуи, в отсутствие Неда. Она спрашивала, надолго ли мы к ней собираемся. Я не хотела ее разочаровывать — подумала, что лучше отказаться сразу, чтобы не было напрасных ожиданий. Я сказала, что мы не поедем.

Даже сейчас, когда я об этом пишу, мне трудно сдержать негодование. Разумеется, я считала Энни вправе отказаться. Не могу назвать ее лгуньей, скорее она, выдавая желаемое за действительное, вообразила всю сцену и потом сама в нее поверила. Лично я не помню такого разговора, но Эйчисон вцепился в эту выдумку, как коршун в цыпленка.