Деннис Лихэйн - Настанет день

Когда в середине октября Дэнни выписался из больницы, он еще приволакивал левую ногу, а левой рукой ему лишь с большим трудом удавалось поднять что-нибудь тяжелее чашки с чаем. Однако речь его полностью восстановилась. Он мог бы выйти из больницы еще две недели назад, но в одной из ран начался сепсис, и второй раз за месяц к нему явился священник и совершил соборование.

После того как его опозорили в газетах, Нора вынуждена была покинуть дом на Салем-стрит и переправить их немногочисленные пожитки в меблированные комнаты в Вест-Энде. Туда-то они и пришли, когда Дэнни выписали. Она выбрала Вест-Энд, потому что Дэнни предстояло проходить реабилитацию в Массачусетской общей больнице, а до нее можно было за несколько минут дойти пешком от их теперешнего жилья. Дэнни вскарабкался по лестнице на второй этаж, и они с Норой вошли в обшарпанную комнатку с одним-единственным серым окном, глядевшим в переулок.

— Это все, что мы себе можем позволить, — объяснила Нора.

— Отличное место.

— Я пыталась отскрести грязь с той стороны окна, все терла и терла, но…

Он обнял ее здоровой рукой.

— Все отлично, детка. Мы тут недолго пробудем.

Однажды ночью он лежал с ней рядом, впервые после ранения насладившись ее любовью.

— Я здесь никогда не смогу найти работу, — произнес он.

— Сможешь.

Он посмотрел на жену.

Она улыбнулась. Слегка шлепнула его по груди.

— Так тебе и надо, парень, за то, что спал с террористкой.

Он фыркнул. Приятно, что они в состоянии смеяться над чем-то настолько мрачным.

Когда он лежал в коме, родные дважды навещали его в больнице. А после инсульта к нему явился отец и заявил, что они всегда будут его любить, но больше никогда не допустят в свой дом. Дэнни кивнул, пожал отцу руку и только через пять минут после его ухода заплакал.

— Когда закончится реабилитация, нас тут ничто не будет удерживать, — проговорил он.

— Да.

— Тебе хочется приключений?

Она погладила его по груди.

— Мне всего хочется.

За день до смерти у Тессы случился выкидыш. По крайней мере, так сообщил Дэнни коронер. Возможно, коронер соврал, чтобы избавить его от чувства вины, но Дэнни решил поверить: он опасался, что угрызения совести добьют его окончательно.

Когда он познакомился с Тессой, она рожала. Когда он случайно встретил ее в мае, она притворялась беременной. И теперь, перед самой смертью, опять брюхата. Ею словно бы владела всепоглощающая потребность непременно облечь свою ярость в еще чью-то плоть и кровь, чтобы ярость передавалась дальше, из поколения в поколение. Этой потребности (как и самой Тессы) он никогда не мог понять.

Иногда он просыпался оттого, что в ушах у него звенело ледяное эхо ее смеха.

Лютер прислал им бандероль: две тысячи долларов (двухлетняя зарплата Дэнни) и фотографию: Лютер, Лайла и Десмонд, сидящие перед камином. Все были одеты по последней моде, Лютер — даже при фраке и отложном воротничке.

— Она просто красавица, — заметила Нора. — А ребенок-то, господи помилуй.

Записка Лютера оказалась совсем короткой:

Дорогие Дэнни и Нора,

я дома. Я счастлив. Надеюсь, вам хватит. А если понадобится еще, сразу телеграфируйте, я пришлю.

Дэнни открыл пакет с купюрами и показал Норе.

— Боже ты мой! — Она всхлипнула. — Откуда он их раздобыл?

— Есть у меня одна догадка, — произнес Дэнни.

— Ну и?..

— Лучше тебе не знать, — ответил он. — Уж поверь мне.

Десятого января, под слабым снежком, Томас Коглин вышел из здания своего участка. Новобранцы обвыкались на службе быстрее, чем предполагалось. По большей части они оказались смышлеными ребятами. И полными рвения. Гвардия штата еще патрулировала улицы, но ее части уже начали расформировывать. Не пройдет и месяца, как они уйдут и на их место заступят кадры возрожденного Бостонского управления полиции.

Томас шагал по улице к дому. На углу, прислонившись к фонарю, стоял его сын.

— «Сокс» продали Рута, можешь в это поверить? — сказал Дэнни.

Томас пожал плечами:

— Я никогда не был особым поклонником этой игры.

— Продали в Нью-Йорк, — уточнил Дэнни.

— Твой юный брат, конечно, в отчаянии. Никогда не видел его таким расстроенным, с тех пор как…

Отец не закончил мысль. Дэнни пронзила та же самая.

— А как Кон?

Отец вздохнул:

— Видишь ли, бывают хорошие дни, бывают плохие. Учится читать пальцами, по Брайлю. В Бэк-бей есть специальная школа. Если это его не сломает, он справится.

— А тебя это не сломало?

— Меня ничто не может сломать, Эйден. — Парок от дыхания отца белел в морозном воздухе. — Я же мужчина. Ну а ты, я вижу, снова в хорошей форме. Так что я, наверное, пойду.

— Мы уезжаем из города, папа.

— Вы?..

Дэнни кивнул:

— Уезжаем насовсем. Двигаем на запад.

Казалось, отца это поразило.

— Но твой дом здесь.

Дэнни покачал головой:

— Теперь уже нет.

Может, отец думал, что Дэнни все-таки останется где-то рядом. Коглин-старший сохранил бы тогда иллюзию, что его семья по-прежнему вместе. К тому, чтобы между ними и Дэнни разверзлась пропасть, Томас Коглин не был готов.

— Как я понимаю, вы уже собрались.

— Да. Несколько дней поживем в Нью-Йорке, пока еще не начал действовать закон Волстеда. У нас так ведь и не было настоящего медового месяца.

Отец кивнул. Он стоял, не поднимая головы, и снег ложился на его волосы.

— До свидания, па.

Дэнни уже двинулся мимо него, но отец схватил его за локоть:

— Пиши мне.

— А ты будешь отвечать?

— Нет. Просто я хочу знать…

— Тогда я не стану писать.

Лицо отца окаменело, он коротко кивнул и выпустил его руку.

Дэнни пошел по улице. Снег усилился.

— Эйден!

Он обернулся, едва различая мужской силуэт за белыми вихрями метели. Снежинки облепили ему ресницы, он проморгался, чтобы лучше видеть.

— Я буду отвечать! — крикнул отец.

— Тогда ладно! — крикнул Дэнни в ответ.

— Береги себя, сынок.

— Ты тоже.

Отец поднял руку, и Дэнни тоже поднял, и потом они оба повернулись и зашагали сквозь метель, каждый в свою сторону.

В поезде на Нью-Йорк все были пьяные. Даже носильщики. Еще полдень, а все уже глушат шампанское и ржаной виски, в четвертом вагоне играет оркестр, и музыканты тоже наклюкались. Все обнимались, целовались, плясали. По всей стране вступил в силу сухой закон. Контролировать его исполнение начнут уже через четыре дня, шестнадцатого.

В поезде Бейбу Руту предоставили отдельное купе, и вначале он пытался пересидеть там всеобщее буйство. Он перечитал копию контракта: сегодня вечером он подписал его. Теперь он — один из «янкиз». О переходе объявили еще десять дней назад, хотя Рут ничего такого не предвидел. Чтобы справиться с унынием, два дня пил. Но его отыскал Джонни Айго и помог протрезветь. Разъяснил, что Бейб теперь самый высокооплачиваемый игрок в истории бейсбола. Показывал ему одну нью-йоркскую газету за другой; все они так и брызгали радостью и восторгом, ибо самого опасного хиттера заполучила не чья-нибудь, а их команда.