Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии

Феодосия Игоревна отправилась было в главный козельский храм, чтобы исповедоваться у тамошнего настоятеля Амвросия. Однако увидев, что Успенский храм переполнен людьми, нашедшими здесь временное пристанище, а священники сбились с ног, помогая женщинам и детям получше обустроиться в тесноте, Феодосия Игоревна так и не решилась отвлекать своим покаянием отца Амвросия от более важных и насущных забот. Княгиня поскорее удалилась из храма, одолеваемая той же гнетущей тревогой, которая ныне стучалась во все дома козельчан.

Вернувшись в терем, Феодосия Игоревна угодила на военный совет, собранный ее сыном и боярином Никифором Юшманом. На этом совете присутствовали все старшие дружинники.

Никифор Юшман объявил собравшимся последние невеселые вести.

— Таить ничего не стану, други мои, — мрачно сказал он. — Позавчера мунгалы перешли реку Угру, двигаясь с севера в наши края. Вчера нехристи вышли к реке Серене, это в двадцати верстах от Козельска. По слухам, мунгалы с ходу захватили Мосальск и Серпейск, взяли в осаду Воротынск и Серенск. Еще поговаривают, что Мещевск будто бы держит оборону от татар. Похоже, орда Батыя идет на юг не скопом, а несколькими потоками, наподобие широкой облавы. Уже известно, что часть татарской конницы движется в степи вдоль Десны, еще одно татарское войско вышло к реке Болве, также мунгалы продвигаются на юг от Мосальска через Серпейск и еще конница мунгалов вышла к Мещевску и Воротынску. Стало быть, татары валом валят к южным равнинам, раскинувшись на пространстве от Десны до верховьев Оки.

Кто-то из бояр изумленно присвистнул, кто-то выругался себе под нос.

— Видать, велика у Батыги силища, коль орда его развернулась вширь на полтораста верст, — проворчал боярин Ефим Срезень. — Раздавят нас мунгалы, и не заметят!

— Может, нехристи пройдут мимо Козельска, — растерянно вставил Матвей Цыба. — Град наш лежит в стороне и от Серпейска, и от Мещевска, а от реки Болвы и вовсе далече. Может, минует нас эта злая напасть.

— Нет, не минует, — решительно отрезал Никифор Юшман. — Коль татары стоят под Серенском и Воротынском, значит, этот злой ворог и к нам вот-вот пожалует. От Серенска до Козельска ведет прямая дорога через лес. И от Воротынска, ежели двигаться вдоль Жиздры, тоже путь лежит на Козельск.

— Что же ты предлагаешь, боярин? — спросила Феодосия Игоревна чуть дрогнувшим голосом.

— Нужно готовить град к обороне, — сказал Никифор Юшман, — да поживее разослать гонцов за подмогой.

— На кого же нам уповать? — невесело хмыкнул Матвей Цыба. — Рязанские и суздальские князья перебиты мунгалами, до Смоленска и Новгорода гонцам нашим не добраться, ибо у них на пути окажутся татары.

— Семь князей Ольговичей с полками стоят под Брянском, к ним и надо слать гонца, — промолвил Никифор Юшман. — Другого гонца нужно отправить в Чернигов, а третьего — в Киев.

— Михаил Всеволодович не разбежится помогать нам, ведь мы недавно отвергли его сватовство, — недовольно заметил Матвей Цыба, бросив хмурый взгляд на Феодосию Игоревну. — Изяслав Владимирович тоже обижен нами по той же причине. Сколь злопамятен сей князь, думаю, всем вам ведомо. — Матвей Цыба оглядел собравшихся. — Вот и получается, братья, куда ни кинь — всюду клин.

— И все же слать гонцов необходимо, — сказал боярин Увар Иванович, — одним нам против татар не выстоять. Надо умаслить и задобрить Михаила Всеволодовича и брата его Андрея. Надо бить челом Изяславу Владимировичу, дарами или лестью, но сподвигнуть его выйти к нам на помощь.

— Изяслав Владимирович мужеством славен, за ним многие князья пойдут, зная его ратное умение, — проговорил Ефим Срезень. — Вот токмо кого послать ко князю Изяславу? Тут нужен человек льстивый да изворотливый.

Ефим Срезень переглянулся с Никифором Юшманом, затем оба посмотрели на Матвея Цыбу, который озадаченно теребил свою бороду.

— Вы чего это? — насторожился Матвей Цыба, нервно заерзав на скамье. — Хотите, чтобы я упал в ноги Изяславу Владимировичу, чтоб лизал его сапоги. Так, что ли?

— Матвей, ты среди нас самый разумный в речах, — мягко и вкрадчиво заговорил Никифор Юшман, — ты же кого угодно убедить сможешь, коль захочешь…

— Нет, брат, ты забыл, как я хотел убедить нашу княгиню выйти замуж за Изяслава Владимировича, но не убедил, — перебил боярина Никифора Матвей Цыба. — Много разумных слов было мною сказано, однако не повлияли они на нашу государыню-матушку. Теперь же, наломавши дров, вы опять про меня вспомнили! Не пойду я на поклон к Изяславу Владимировичу, ибо не желаю исправлять чужие ошибки.

При последних словах Матвей Цыба с холодным осуждением посмотрел на княгиню Феодосию.

Бояре заспорили было о том, кому из них ехать к Изяславу Владимировичу, а кому держать путь в Чернигов. Но тут со своего места поднялась Феодосия Игоревна с бледным, но решительным лицом.

— Матвей Цыба прав, — сказала княгиня. — По моей вине Михаил Всеволодович и Изяслав Владимирович осерчали на сына моего и козельчан. Я сама отправлюсь сначала к Изяславу Владимировичу, а потом в Чернигов. Надо будет, и до Киева доберусь. Не отговаривайте меня, бояре. Я сегодня же двинусь в путь.

Видя непреклонное намерение Феодосии Игоревны сделать по-своему, никто из ее советников не посмел ей прекословить. К тому же всем было понятно, что у Феодосии Игоревны, как у женщины, имеется больше возможностей для того, чтобы убедить Изяслава Владимировича сменить гнев на милость. Полки Изяслава Владимировича и его братии стоят под Брянском, то есть всего в двух днях пути от Козельска. Это войско при любом раскладе сможет быстрее подоспеть на подмогу к козельчанам, нежели полки из Киева и Чернигова.

Посовещавшись, бояре постановили, что Матвей Цыба должен сопровождать в этой поездке Феодосию Игоревну.

— Там, где окажутся бессильны женские чары, надлежит пустить в дело злато-серебро, — сказал боярину Матвею Никифор Юшман, оставшись с ним наедине. — Алчность вельми сильна среди князей, и это нужно использовать с умом. Вручая злато в алчные княжеские руки, друже, тут же обещай еще большее вознаграждение за подмогу против татар. Боярство и купечество наше вскладчину собрали ларец сокровищ. Богатством этим, Матвей, тебе распорядиться надлежит на благо всех козельчан и во спасение нашего града от татарской напасти!

У Матвея Цыбы глаза так и загорелись, когда Никифор Юшман показал ему содержимое ларца. На золотые вещицы и драгоценные каменья боярин Матвей был падок. Изобразив мучительные раздумья, Матвей Цыба, наконец, дал свое согласие отправиться послом вместе с Феодосией Игоревной.

Собираясь в дорогу, Матвей Цыба велел своей жене покинуть Козельск вместе с детьми сразу после его отъезда.