Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии

Боярин Никифор Юшман удивился раннему визиту протодиакона Фалалея, который являлся духовником княжича Василия. Просьба, с какой протодиакон Фалалей обратился к боярину Никифору, смутила того и озадачила.

— К тебе обращаюсь, боярин, ибо знаю, сколь власти у тебя и с каким глубоким уважением относится к тебе княжич Василий, — молвил Фалалей, отказавшись сесть на стул, предложенный ему Никифором Юшманом. — Досадно и горестно мне взирать на то, как греховодник Гудимир толкает нашего княжича в яму греха и разврата! Ведь это происками Гудимира наша матушка-княгиня свела Василия с развратной челядинкой Купавой. Вот уже три дня, как уехала из Козельска Феодосия Игоревна, и за это время Василий ни разу не занимался ни греческим языком, ни латынью. А ведь я пообещал Феодосии Игоревне передать Василию все знания, полученные мною в Киево-Печерском монастыре. Ныне у Василия на уме лобзания и объятия с Купавой. Мне ведомо, что Василий все ночи проводит с этой греховодницей! У них и днем доходит до греха, ибо в отсутствие Феодосии Игоревны Василий чувствует себя полным хозяином в тереме.

— Так и должно быть, отче, — сказал Никифор Юшман. — Василий же князь как-никак! Мне вот говорят, что Василий каждый день упражняется с Гудимиром во владении мечом и топором. Значит, не токмо Купава на уме у нашего княжича.

— Пойми, боярин, — настаивал священник, — заниматься науками — это как плыть в лодке по реке. Ежели не будешь работать веслами, то вперед не продвинешься, но поплывешь по течению, как бревно. Знания нужно постигать каждый день. Растолкуй же это Василию, боярин.

— Хорошо, я поговорю с Василием об этом, — промолвил Никифор Юшман. — Сегодня же поговорю. Токмо не обессудь, отче, коль не прислушается ко мне Василий, силком я его в твою келью не потащу.

— Помимо беседы с Василием, боярин, ты сделай доброе дело — избавь княжича от похотливой Купавы. — Долговязый протодиакон чуть сощурил свои темные холодные глаза с выражением хитрого коварства на бородатом лице. — Подговори княжеского огнищанина, пусть он ушлет Купаву в загородное княжеское сельцо да задаст ей там работы побольше. Пусть Купава спину гнет от зари до зари, тогда из нее вся похоть выветрится.

— Ладно, святой отец, — усмехнулся Никифор Юшман, — постараюсь избавить Василия от Купавы с помощью огнищанина. Но, опять же, за успех не ручаюсь. Ведь Купава сама с норовом, она может удрать с загородного подворья, что для нее десяток верст! Она же крепка телом и ногами!

— Значит, пусть огнищанин Купаву под замок посадит! — сердито проговорил священник, сжав кулак. — Эдаких блудливых девиц сам Сатана в свои невидимые сети ловит, а через ихние прелести в эти же сатанинские сети попадают глупые отроки вроде нашего княжича!

Хоромы Никифора Юшмана стояли всего в сотне шагов от княжеского терема. Расставшись с протодиаконом Фалалеем, Никифор Юшман облачился в длинную шубу из яркого атласа, нацепил на голову шапку из черно-бурой лисы и отправился на княжеское подворье.

Детинец Козельска был плотно застроен боярскими двухъярусными домами, поэтому улочки здесь были кривые и тесные. На самом высоком месте детинца возвышался белокаменный однокупольный Успенский храм, самый большой в городе. Эту церковь начал возводить еще дед княжича Василия, а закончил ее строительство его отец перед самым походом на татар пятнадцать лет тому назад. Храбрый Всеволод Мстиславич сложил голову в битве на Калке, и прах его, благодаря стараниям Никифора Юшмана, был доставлен в Козельск и захоронен под полом в одном из приделов Успенского храма.

Несмотря на ранний час, городские улицы были полны людей, снующих туда-сюда по своим делам. В основном это были боярские слуги, спешащие куда-то с поручениями.

Подходя к распахнутым настежь воротам княжеского подворья, Никифор Юшман еще издали услышал звон и лязг сталкивающихся мечей. Вступив на широкий теремной двор, Никифор Юшман увидел своего сына Радима, который умело бился на мечах с княжичем Василием. Оба юноши были крепки и напористы, и тот и другой двигались стремительно, то отражая выпады, то переходя в атаку. Длинные светло-русые волосы княжича растрепались, на его щеках полыхал яркий румянец. Темные волосы Радима тоже пребывали в беспорядке от резких телодвижений, а его голубые глаза сверкали воинственным азартом.

За учебным поединком наблюдал пестун Гудимир, на нем был красный военный плащ, его шапка была сдвинута набекрень. Громкий голос Гудимира то и дело подстегивал юных поединщиков:

— Не суетись, Вася!.. Делай шире замах. От плеча руби, а не от локтя!

— Радя, спину держи прямее!.. Шаг вперед и выпад мечом делай одновременно!

Никифор Юшман замер на месте, любуясь двумя юными бойцами, которые выказывали неплохие навыки во владении клинком. «Гудимир знает свое дело! — с довольной улыбкой подумал боярин. — Под его началом княжич Василий непременно станет воином хоть куда!»

Радовало Никифора Юшмана и то, что его сын Радим входит в круг ближних друзей Василия.

К Никифору Юшману приблизился огнищанин Мичура, смуглый и горбоносый. В руках у него была уздечка. Короткий полушубок огнищанина был подпоясан кожаным ремнем, за которым торчала плеть.

— Здрав будь, боярин! — сказал Мичура. — Сынок-то твой скоро перещеголяет княжича и в стрельбе из лука, и в рубке на мечах. Из всех дружков Василия лишь Радим ни в чем ему не уступает!

— Ты далеко ли собрался, друже? — обратился к огнищанину Никифор Юшман, ответив на его приветствие.

— В загородное село, — ответил Мичура, забросив уздечку себе на плечо. — Хочу пустить на продажу залежалый воск и деготь, уже и покупателя нашел. Знаю, что татары где-то близко и из города выезжать опасно, но дело есть дело. Не зря же я состою управляющим княжеским хозяйством.

— Послушай, друже, — Никифор Юшман доверительно положил руку огнищанину на плечо, — исполни одну мою просьбу. Возьми с собой в загородное сельцо челядинку Купаву и оставь ее там недельки на три, чай, работы там хватает.

— Я бы рад, боярин, но Василий осерчает на меня, — возразил Мичура. — Милуется он с Купавой, поэтому я над ней не властен. Купава ныне живет в тереме не как челядинка, а как ровня княжичу и его сестре. Вот такие дела, боярин.

Никифор Юшман понимающе покачал головой.

— Выходит, шибко привязался к Купаве Василий, — задумчиво пробормотал он. — Что ж, такая красавица кого угодно с ума сведет!

— Мне кажется, у Василия с Купавой зашло дальше некуда! — опасливым шепотом произнес Мичура. — Похоже, полюбили они друг друга. Не понравится это Феодосии Игоревне. Ох как не понравится!

Мичура оседлал коня, но из города так и не выехал. По лесной дороге со стороны реки Серены к Козельску подошла татарская орда. Татары разбили стан на равнине между рекой Жиздрой и ее притоком речкой Другусной.