Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии

Девушки засмеялись.

Между тем пары одна за другой с громкими выкриками и девичьим визгом перелетали через пламя костра уже не столь высокое и жаркое. Ночная тишь окутывала все вокруг. В этой тиши звонкие юные голоса и смех долетали до деревни Ольховки и до ремесленного посада Рязани, раскинувшегося за пределами городских валов.

Домой Аникей пришел уже под утро, переполняемый самыми приятными впечатлениями. Аникей прежде не мог и представить, что с Фетиньей, насмешницей и непоседой, ему будет так хорошо. Скрывшись от всех, Аникей и Фетинья обнимались и целовались на обратном пути к Рязани, намеренно выбрав дорогу подлиннее. Фетинья, конечно, не так красива по сравнению с Пребраной и Стояной, зато она неплохо сложена и не строит из себя недотрогу. Страстность, с какой Фетинья обвивала руками шею Аникея, приникала жадными устами к его губам, позволяя при этом Аникею прикасаться к самым сокровенным местам на своем теле, вызвала в душе купеческого сына нечто похожее на сладостное потрясение. Подобного опыта в общении с девушками до сего случая у Аникея не было, поэтому победа над собственной робостью была ему вдвойне приятна.

Однако выспаться Аникею в то утро не пришлось. Его разбудила мать, что очень не понравилось избалованному Аникею.

Он не замедлил выразить матери свое недовольство:

— Устинья небось еще дрыхнет, а меня уже будят ни свет ни заря! Ну что за наказанье!

Устиньей звали младшую сестру Аникея.

— Вставай, Аникеша! — настаивала мать. — Отец тебя кличет. Гости у нас нынче, тебе показаться им надобно.

Аникей сердито отбросил одеяло и сел на кровати, свесив ноги на пол.

— Что за гости, матушка?

— Какой-то знатный половчанин с сынами и дочкой, — ответила мать.

— Отцовский побратим, что ли?

— Наверное, сынок.

Аникей принялся торопливо одеваться. Ему еще не доводилось видеть воочию отцовского побратима, хотя вся семья купца Нездилы частенько слышала о нем из уст хозяина дома. Этого знатного половца звали Ташбек. Однажды в степи он выручил Нездилу, когда на торговый караван русичей напали разбойные черемисы. С той поры Нездила несколько раз ездил по торговым делам в кочевья донских половцев и всякий раз встречался там со своим спасителем-побратимом.

Мать заставила Аникея умыться и одеться понаряднее.

С волнением в душе Аникей вступил в ту часть дома, где обычно проводились застолья и принимали гостей.

Знатный половец и его сыновья восседали на почетных местах за столом, уставленном разнообразной снедью. Напротив гостей сидел купец Нездила. Это был стройный темноволосый мужчина, с удивительно подвижными глазами и бровями.

При виде вошедшего Аникея купец громко воскликнул:

— А вот и мой сын, друже Ташбек! Зовут его Аникей.

Половцы, все трое, перестали жевать и уставились на Аникея.

Тот неловко поклонился гостям.

— Присаживайся сюда, Аникей, — Нездила указал сыну на стул подле себя. — Вот познакомься, это храбрый Ташбек, коему я жизнью обязан. А это его славные сыновья Нурали и Кутуш.

Аникей сел за стол. Половцы продолжали его разглядывать.

— Они по-нашему разумеют? — тихо спросил у отца Аникей.

— Еще как разумеют! — засмеялся Нездила.

Половцы заулыбались, сверкая белыми зубами. Эти белозубые улыбки сразу бросились в глаза Аникею, как и волосы степняков желто-соломенного цвета, заплетенные в косички.

Темное от загара лицо Ташбека с тонким горбатым носом и слегка раскосыми глазами придавало ему сходство с хищной птицей. В левом ухе Ташбека покачивалась золотая серьга, на шее в два ряда лежали золотые ожерелья. Его мускулистое тело было обтянуто рубашкой без рукавов из тонкой дорогой ткани синего цвета. На правой руке повыше локтя виднелась татуировка в виде головы сокола.

Молодые половцы внешне очень походили на отца, оба такие же узколицые и остроносые, потемневшие под горячим степным солнцем. Нурали на вид было около двадцати лет. Кутуш года на два был моложе брата. Ташбек носил короткую бородку и усы, а его сыновья оба были безусы.

Нездила возобновил прерванный разговор с Ташбеком, из которого Аникею стал понятен этот внезапный приезд степных гостей.

— Так ты молвишь, друже Ташбек, что из заволжских степей надвигается орда татарская и спасения от нее нету, — с тревогой в голосе заговорил Нездила. — Что же ханы половецкие собираются делать? Беда эта вряд ли обойдет стороной ваши кочевья.

— Среди наших ханов нет единства, — сетовал Ташбек, забыв ненадолго про кушанья. — Хан Котян собирается сражаться с татарами. Хан Чаур намеревается бежать к Сурожскому морю. Еще несколько ханов вознамерились в случае опасности откочевать на запад, за Днепр.

— К русским князьям ханы за подмогой обратиться не желают? — спросил Нездила.

— Разве среди русских князей больше единства? — печально вздохнул Ташбек. — Если русские князья забыли поражение на реке Калке, то половецкие ханы это хорошо помнят.

— Да уж, — нахмурился купец, — всыпали нам тогда татары! Стыдно вспомнить!

— Хан Котян хочет упредить князей рязанских, а через них и суздальского князя Георгия, что как разделаются татары со всеми степными племенами от Дона до Кавказа, то, скорее всего, на Русь двинутся, — сказал Ташбек. — Русским князьям нужно забыть распри и собираться с силами, ибо татары — враг страшный.

За столом водворилась гнетущая тишина.

Сыновья Ташбека молча жевали хлеб с салом. Аникею же кусок не шел в горло. Что за татары такие? Откуда они взялись? Ежели татары уже до мордовских земель добрались, то напасть эта и до рязанских владений докатиться может! Как же ему, Аникею, ехать с товаром в Муром? Не опасно ли это?

Аникей хотел было спросить об этом у отца, но не успел.

Купец Нездила вновь обратился к своему побратиму:

— Ты хотел просить меня о чем-то, друже Ташбек. Я слушаю тебя.

Ташбек помолчал, словно собираясь с мыслями, затем промолвил:

— Поддержат ли хана Котяна прочие половецкие ханы, о том я не ведаю. Сам же я решил твердо: буду биться с татарами насмерть вместе с братом своим, сыновьями и племянниками под знаменами храброго Котяна. Уже сейчас многие половецкие беки и беи стекаются к Котяну, бросая своих трусливых ханов. Может статься, друг Нездила, что все мы головы сложим, а кочевья наши татары в полон возьмут. Поэтому я хочу оставить у тебя свою единственную и любимую дочь. Может, и не осмелятся татары пойти войной на Русь, а ежели все-таки пойдут, то стены русских городов крепки и высоки, за ними можно отсидеться. У нас в степи такой преграды для татар нет. А как схлынет беда, то я приеду к тебе, друг Нездила, за своей драгоценной Нушабийке, коль жив буду… Или же брат мой приедет за нею. Или из сыновей кто-нибудь.