Лоуренс Норфолк - Пир Джона Сатурналла

По приказу мастера Джослина несколько слуг отправились к воротам и отодрали доски, которыми те были заколочены. По дому мгновенно разлетелись слухи. Граф приезжает с епископом Каррборо. Нет, с королевским советником. Нет, с самим королем.

С кухонь теперь доносился шум иного рода, похожий на постепенно нарастающий грохот далекой тяжелогруженой подводы. В хозяйственном дворе громоздились кучи мешков и корзин. Шлепая взад-вперед по залитому грязной жижей полу судомойни, Джон слышал глухой стук бочек, перекатываемых по булыжнику, и звон ключей Генри Пейлвика. За четыре дня до праздника святого Иосифа Альф заявил, откидывая со лба рыжие волосы:

— Мое мнение такое, что никто приезжать не собирается. Просто мистеру Паунси взбрело на ум помытарить нас хорошенько.

— Может, никакого графа Форэма и в помине не существует? — предположил Питер Перз.

— О, граф Форэм существует, не сомневайтесь.

В дверях подсобной, привалившись плечом к косяку, стоял сальноволосый мужчина в замызганном горчичном жакете.

— Он здесь, — продолжал незнакомец. — Сэр Гектор, леди Каролина и их возлюбленный сын Пирс. Ну и челядь, разумеется.

— Какая челядь? — спросил Альф, озираясь по сторонам.

Потрепанного вида мужчина взял табурет, уселся в углу у входа и оскалил в ухмылке кривые желтые зубы.

— Пандар Крокетт, к вашим услугам. Повар его светлости. А под челядью я разумею себя самого, горничную да пару-другую малых, которых отскребли от пола в захудалой гостинице и пинками прогнали через ливрейную комнату сэра Гектора. Теперь они зовутся лакеями.

В кухни вносили говяжьи и свиные полоти, уложенные на шесты. По широкому коридору таскали взад-вперед подносы с хлебами. Печи Вэниана пыхали жаром. Из погребов выкатывались огромные дубовые бочки, во дворе росла куча дров, подвозимых телега за телегой. Только Филип и Джон в судомойне оставались в стороне от общей суеты, занимаясь привычной работой под недреманным оком мистера Стоуна. Джон чистил водосток в полу, Филип выскребал лохани. Уступкой судомойни по отношению к гостям сэра Уильяма стал мешок чистого песка. Утром в день пира, когда поварята собрались на завтрак в подсобной, из главной кухни исходила странная тишина. Потом поварешка Сковелла гулко ударила по котлу.

— По местам!

— Ну все, началось, — вздохнул Альф.

Джон увидел, как Колин и Льюк подвязывают кожаный полог, отодвинутый в сторону, и распахивают двойные двери. В подсобную ворвался оглушительный кухонный шум: треск огня, лязг сковород, звон котелков, глухой стрекот ножей по разделочным доскам. Повара орали приказы поварятам, которые носились взад-вперед как оглашенные, уворачиваясь друг от друга, и мельтешили перед пышущим жаром очагом, где кипели огромные чаны воды и скрипело гигантское вертельное устройство.

— По крайней мере, нам не надо в этот ад кромешный, — без особой радости заметил Филип, вставая из-за стола.

— Да уж, слава богу, — вяло согласился Джон.

— Бога благодаришь? — осклабился Коук, сидящий напротив. — Уже забыл свою мамашу?

После первой стычки старший поваренок соблюдал осторожную дистанцию, но сейчас по бокам от него сидели Барлоу и Стаббс, и он чувствовал себя в безопасности. Барлоу гадко захихикал, Джон двинулся было к ним, но тут с дальнего конца помещения донесся взрослый голос:

— Эй-эй-эй! — Пандар Крокетт оторвал голову от стены. — Какой толк махать кулаками, делать друг из друга отбивную? Нужно беречь силы. — Он снова прислонился головой к деревянной панели. — Берите пример с меня.

Коук гордой поступью вышел вон. Пандар обнажил в ухмылке желтые зубы.

— От кого хочешь отделаться, те никуда не деваются, — сказал мужчина Джону, когда они с Филипом побрели к судомойне. — Уходят те, кто тебе дорог.

В дверях судомойни мальчиков поджидал мистер Стоун со скребками в руке. Но когда Джон потянулся за одним из них, верзила покачал головой:

— Вы сегодня не скоблите.

— Стоим у лоханей? — спросил Филип.

Мистер Стоун опять покачал головой.

— Чистим песком? — спросил Джон.

— И не это.

На лице мистера Стоуна мелькнула слабая улыбка. Он указал в сторону соседнего помещения, где шум теперь превратился в густой низкий гул, похожий на утробное ворчание громадного зверя, пробуждающегося после долгой спячки.

— Спросите мастера Сковелла, — сказал судомой. — Теперь вы работаете в кухне.

Каплун готов к столу, когда дым начинается колыхаться, что тряпка на ветру. Фазаны, гуси и утки должны подождать, покуда истекающий из них сок не станет прозрачным. Поросенок пригоден к употреблению, когда у него глаза вылезают из глазниц. Но вопрос, когда поваренок готов к работе в кухне, надлежит обратить к более сведущим мастерам, нежели я.

Пир на День святого Иосифа весьма своеобычен, однако именно в этот праздник состоялся мой выход на сцену, где кухонная музыка приветствовала меня рокотом огня и плеском вина, скрипом вертельного устройства и стрекотом ножей, шумным дыханием мехов и треском костей.

Пир есть мелодия из многих голосов, узнал я в тот вечер. Исполняющие ее музыканты скребут и стучат, бренчат и грохочут в своем полуподвале. А выше восседает жизнерадостный хор, хористы которого славят друг друга бульканьем вина и хрустом челюстей, перемалывающих фарши, покуда на стол не подают сладости, пустые подносы не уносят вниз и от последних кулинарных творений не остаются одни лишь крошки.

Застольная братия будет есть, пока на доброй земле не иссякнут фрукты, и будет пить, пока не высохнут океаны. Но только когда протрубит последняя труба, труженики внизу сделают передышку и утолят свою жажду — все до единого, от главного повара до мальчишки, который впервые вступает в кухню, с горящими глазами и трепещущими ноздрями, думая о святом Иосифе и его серебряных сосудах, но получая взамен лишь рукоять вертельного устройства. Ибо сколь бы роскошными ни воображали мы наши Пиры и как бы ни уповали на утоление наших желаний, подлинные наши нужды и потребности останутся неудовлетворенными…

Лукреция не ожидала, что подкатит золотая карета, запряженная шестерней белоснежных лошадей. Но все же надеялась увидеть упряжную пару поприличнее, чем коренастый пони и тощий чалый мерин, появившиеся между привратными башнями. Ну и, пожалуй, экипаж побогаче, нежели ветхий рыдван, загрохотавший по подъездной аллее, и лакеев понаряднее, чем неряшливые парни в засаленных голубых ливреях, припустившие бегом, когда повозка набрала скорость. Девочка стояла на парадном крыльце рядом с безмолвным отцом, лицо ее зудело под толстым слоем пудры. Первоначальная «вольная» прическа, сделанная по ее требованию, повергла в несказанный ужас миссис Поул, которая тотчас подступила к ней с гребнями и заколками, чтобы туго зачесать назад распущенные локоны и завить челку. Теперь перед глазами у нее болтались дурацкие кудряшки, а волосы под капором болезненно стягивали кожу головы, как если бы чья-то незримая рука пыталась выдрать их с корнем. Сквозь подрагивающую завесу буклей она смотрела, как рыдван поворачивает налево, потом направо, виляя хвостом из лакеев. Кто-то из слуг позади Лукреции сдавленно хихикнул.