Гэри Дженнингс - Ацтек

— Аййо! — узнав последние новости, воскликнул Мотекусома, весьма довольный. — Теперь испанцы видят, что дальше от моря лежит далеко не столь гостеприимная местность, как Жаркие Земли. Пошлю-ка я им навстречу своих чародеев, чтобы они сделали их жизнь еще менее приятной.

— Лучше позволь мне послать им навстречу воинов, которые сделают жизнь испанцев невозможной, — угрюмо проворчал Куитлауак.

Но Мотекусома снова ответил отказом: — Я предпочитаю сохранять видимость дружелюбия, пока это будет возможно. Пусть колдуны поражают белых людей чарами и проклятиями, и наконец те сами в отчаянии повернут назад, не подозревая, что это наших рук дело. Пускай испанцы сообщат своему королю, что местность здесь негостеприимная и нездоровая, но не отзываются плохо о нас.

Сказано — сделано: придворные колдуны под видом обычных путников спешно отправились на восток. Не берусь судить, возможно, чародеи и обладают удивительными, недоступными обычным людям способностями, но все препоны, которые они попытались воздвигнуть на пути Кор теса и его воинства, оказались никчемными и ничтожными. Во-первых, колдуны натянули между деревьями, поперек тропы, по которой двигался отряд, несколько тонких нитей, на которых повесили голубые бумаги, расписанные таинственными узорами. Но хотя предполагалось, что такие препятствия будут непреодолимыми для всех, кроме кудесников, Лошачиха, находившаяся во главе колонны, попросту разорвала все эти нити, причем, похоже, ни Кортес, ни кто-либо другой вообще ничего не заметили. Чародеи известили о случившемся Мотекусому, но с их слов выходило, будто это не они оплошали со своими чарами, а сами лошади обладают магическими свойствами, лишившими их ворожбу силы.

Потерпев неудачу, колдуны тайно встретились с шедшими вместе с отрядом куимичиме и поручили «мышам» добавлять белым людям в пищу сок сейбы и фрукт под названием тонал. Сок дерева сейба вызывает у человека столь неуемный аппетит, что он пожирает все, что оказывается под рукой, и в считаные дни толстеет так, что теряет способность двигаться. Во всяком случае, так говорят колдуны. Фрукт тонал тоже способен доставить неприятности, хотя и иного рода. Тонал, вы еще называете его колючей грушей, — это съедобный плод кактуса нопали. Перед тем как взять его в рот, тонал необходимо тщательно очистить. Пришельцы не могли этого знать, и наши чародеи надеялись, что белые люди будут испытывать нестерпимые мучения, когда множество крохотных, невидимых, но жалящих весьма болезненно колючек, которые почти невозможно извлечь, изранят испанцам пальцы, губы и языки. Кроме того, тонал оказывает и иное воздействие. У всякого вкушающего его красную мякоть моча приобретает кроваво-красный цвет, и человек пугается, думая, что страдает тяжким недугом.

Увы, если кто-то из белых людей и растолстел из-за сока сейбы, то не настолько, чтобы утратить подвижность. А если испанцы и чертыхались, уязвленные колючими плодами, или пугались, когда их моча окрашивалась кровью, то это их не остановило. Может быть, бороды давали им какую-то защиту от колючек, но, скорее всего, эта женщина, Малинцин, понимая, как легко можно отравить ее новых товарищей, обращала пристальное внимание на то, что те ели. Наверняка она показала им, как правильно употреблять в пищу плоды кактуса, и рассказала, чего от этого можно ожидать. Во всяком случае, белые люди продолжали неудержимо продвигаться на запад.

Однако, информируя Мотекусому о тщетности попыток, предпринятых его колдунами, «мыши» сообщали и более тревожные вести. Отряд Кортеса проходил по землям многих мелких обитавших в горах племен — тепейяуаков, шика и прочих, которых никогда не радовала вынужденная необходимость подчиняться Союзу Трех. И в каждом поселении каждого из этих племен тотонаки выкрикивали:

— Вставайте! Присоединяйтесь к нам! Объединяйтесь с Кортесом! Он ведет нас к освобождению от ига ненавистного Мотекусомы!

И эти призывы встречали отклик. Горные племена охотно выделяли множество своих воинов. Таким образом, хотя к тому времени нескольких белых людей несли на носилках, потому что они поранились, упав со своих споткнувшихся лошадей, да и число сопровождавших Кортеса тотонаков, жителей низин, непривычных к разреженному воздуху гор, поубавилось от болезней, общая численность отряда испанцев не только не уменьшилась, но даже возросла.

— Ты слышишь, чтимый брат? — сорвался при этом известии на крик Куитлауак. — Эти твари уже не стесняются заявлять, что выступают против тебя, против тебя лично! Теперь у нас наконец появился повод нанести им удар. Это необходимо сделать немедленно, ибо сейчас они в горах, где, как и предполагал достойный Микстли, почти беспомощны. Ты не можешь больше говорить: «Подождем»!

— Тем не менее я продолжаю так говорить, — невозмутимо отвечал Мотекусома. — У меня есть на то веские основания. Ожидание спасет множество жизней.

— Известен ли тебе хоть один пример из истории, когда ожиданием была спасена хоть одна жизнь? — взъярился Куитлауак.

— Послушай, — с раздражением процедил Мотекусома. — Я имею в виду, что ожидание поможет нам не растрачивать понапрасну силы и сберечь жизни воинов Мешико. Пойми, брат, эти чужеземцы приближаются к восточной границе Тлашкалы — страны, жители которой долгое время давали отпор самому яростному натиску даже такого противника, как мы, мешикатль. Вряд ли столь воинственный народ встретит с распростертыми объятиями неприятеля с иным цветом кожи, явившегося с другой стороны. Пусть тлашкалтеки сразятся с захватчиками, мы же, мешикатль, в любом случае окажемся в выигрыше. Скорее всего, белые люди вместе со своими союзниками тотонаками будут разгромлены, но и тлашкалтеки, как я надеюсь, понесут тяжкие потери. И вот тогда-то мы и сможем обрушиться на ослабленного исконного врага и покончить с ним раз и навсегда. Ну а если нам удастся при этом обнаружить уцелевших белых людей, мы окажем им помощь и предоставим кров. У них создастся впечатление, будто мешикатль сражались с Тлашкалой исключительно ради их спасения, чем мы заслужим благодарность как самих спасшихся, так и их короля Карлоса. Кто может сказать, какие дальнейшие блага нам это сулит? Итак, мое решение — ждать!

Если бы Мотекусома передал правителю Тлашкалы Шикотенкатлю те сведения о возможностях белых людей, коими располагали мы, тлашкалтеки, скорее всего, обрушились бы на чужаков где-нибудь в горах, которыми изобилует их страна. Но поскольку они такими познаниями не располагали, сын правителя, их военный вождь, Шикотенкатль-младший, решил занять позицию на одной из удобных для ближнего боя широких равнин Тлашкалы. Войска были выстроены в традиционной для наших земель манере и подготовлены к сражению в соответствии с нашими обычаями, когда армии сходятся в открытом поле, приветствуют одна другую, выполняют подобающие ритуалы и схватываются лицом к лицу. Возможно, до Шикотенкатля и доходили слухи о том, что сила нового врага не в численности, а в невиданном оружии, но он и представить себе не мог, что этот противник не признает принятых повсюду, от края до края Сего Мира, традиций ведения войны. Как нам в Теночтитлане стало известно впоследствии, Кортес, выйдя из леса на равнину во главе четырехсот пятидесяти белых солдат и вспомогательного войска из тотонаков и воинов других племен (которых к тому времени у него набралось уже около трех тысяч), увидел перед собой сомкнутый строй тлашкалтеков. Их было самое меньшее десять тысяч, а по некоторым сведениям — и около тридцати тысяч. Даже будь белый вождь, как надеялись некоторые, безумен, он должен был понять, что встретился с грозным противником. Путь ему преграждали воины в стеганых панцирях из желтого и белого хлопка, над головами которых реяли искусно сработанные из перьев боевые стяги, украшенные изображениями герба Тлашкалы — золотого орла с распростертыми крыльями и белой цапли — личного символа Шикотенкатля. Грянули боевые барабаны, пронзительно запели флейты. Копья и макуауитль вспыхнули ярким светом чистого черного обсидиана, который жаждал быть окрашенным кровью.